Сосед по парте

— Круто, — сказал я, а про себя ехидно подумал: «Ученик профессора Снегга, не иначе. Рябиновый отвар готовили на втором курсе вместе с дыбоволосным зельем. Он ничего там не перепутал? А деньги он, наверное, у сибирских колдунов получил и обменял на магловские…» И не успел я подумать о деньгах, как мама сказала:

— А деньги он передал не свои, а Павлушины…

Мама взяла у меня пустую чашку и присела на диван.

— Мы в одном доме жили. Лешка и я в соседних подъездах, а Павлик в подвале. У него отец был дворником. Учился Пашка просто ужасно, а руки были золотые, и очень добрый. Со школы на автобазе крутился, а потом там же механиком работал. И образования, кроме восьми классов, не получил, и не женился. Потом, когда нас с Лешей уже рядом не было, Паша с родителями переехал в однокомнатную квартиру, которую оформили на него. Сестра уже замужем была и жила отдельно. Так вот она вдруг решила, что Павел должен немедленно официально завещать квартиру ее детям. Паша согласился и еще оформил дарственную Алексею на свой мотоцикл с условием, что половина его стоимости будет моей. Все смеялись и говорили, что к тому времени, как завещание вступит в силу, от его Харлея и колес не останется. А Паша в тот же год погиб… Ехал пассажиром…

Мама встала.

— Мы в детстве все делили поровну: конфеты, деньги, которые на школьные обеды получали… А знаешь, сколько стоил Павлушин Харлей? Лешка говорит больше полумиллиона.

Губы у мамы задрожали, и она быстро вышла из комнаты.

Я подождал немного и пошел за ней. Мама лежала на диване лицом к стене. Я подумал, что она плачет, испугался, подбежал к дивану, сел на край, наклонился и прижался к ней:

— Ма-а-м!

Мама повернулась и приподнялась. Она не плакала, но лицо у нее было таким, как при простуде: нос распух, глаза покраснели:

— Ты что, Кит?

И я отважился:

— Мам, ты помнишь, как я первый раз был у зубного? Я все спрашивал, что там в кабинете со мной будет, а ты сказала: «Не думай об этом. Ты думай о том, как оттуда выйдешь, и мы пойдем есть мороженое в кафе». А теперь я тебе прошу: «Не думай о том, что будет в больнице: представь, как нам будет хорошо, когда ты вернешься!»

— Знаешь о больнице?.. — высоким от волнения голосом спросила она и покачала головой. — От кого?

— Неважно. Знаю. И ничего в этом особенного. Симон Александрович у себя в госпитале каждый год обследуется. И никакую тайну из этого не делает.

— А как же ты тут один будешь, Ки-ит?

— Очень даже прекрасно, если, конечно, один! Но тут же вся твоя библиотека будет проводить мониторинг моего поведения!

— Обещай, что поедешь к Марте и Михаилу Марковичу! Меня ведь долго, наверное, не будет.

— Об этом потом. Ты сейчас думай о себе. Тетя Наташа говорит, что это хорошая примета, когда все, что нужно, легко приходит. Нужны были деньги — и вот они, пожалуйста. А Марта все голову ломала, как их достать.

— Да, но когда все так быстро приходит, то боишься, что так же и уйдет. И как-то уж очень во-время подоспела Лешина посылка.

— Ну, это не ко мне! Я ни при чем! Дора говорит, что это «провидение».

Мама грустно улыбнулась.

Репетиция переезда к Марте

Вроде бы после этого разговора ничего не изменилось, но мама явно повеселела, и мне стало спокойней. Единственное, что мне хотелось бы решить поскорее, — это то, где я буду жить в мамино отсутствие. Мама, по-прежнему, считала, что я должен переехать к Марте и дяде Мише. А я такое бегство из собственного дома считал совершенно невозможным. В обычное время я бы с радостью пожил у Марты. Но теперь мне суеверно казалось, что покинутая квартира уже сама по себе накликает на нас разлуку и беду. И вот с таким настроением я по приглашению Марты поехал к ним на воскресенье.

В субботу вечером она прочитала мне по дороге целую лекцию о том, какой у них в районе чистый воздух, какие замечательные парки, озера и старинные усадьбы. А дядя Миша встретил меня, как бедный дворянин наследного принца, которому в доме во временное пользование выделялось особое помещение. У них теперь была небольшая двухкомнатная квартира, и одна из комнат, судя по всему дяди Миши, готовилась для меня. Со старинного письменного стола грандиозных размеров исчезли горы картонных папок и книг с закладками, а остался только комп, принтер и, что особенно меня тронуло, — модель фрегата «Паллады». Я в детстве считал ее главным сокровищем их семьи, но мне разрешалось глядеть на неё только очень издали.