Соседи

Ожидание тянулось долго. Негромкий голос Константиновны за дверью что-то втолковывал о трефовом марьяжном короле. Лиза не вникала, о чем там говорилось. Она смотрела на портрет дяди Устина, и простенький подсчет только сейчас пришел ей в голову: выходило, что женился отец после войны, а до этого времени, видимо, не оставлял надежду получить согласие соседки. Впрочем, теперь-то Лиза понимала, что Константиновна не могла изменить даже памяти казненного. Значит, дядя Устин помешал отцу и мертвый. Для него он и погибший оставался счастливым соперником. То-то и срывался он на брань, едва поминалось в доме о казненном. Но вот что удивило Лизу: сейчас, в этот приезд, она еще ни разу не слыхала, чтобы отец хоть словом выдал свою неприязнь к покойному. Что произошло? Не смерть ли матери их примирила? А может, просто время лечит? Как раз недавно, за вечерним чаем, у них случился разговор о родственнике-партизане, и отец рассказывал о нем охотно и спокойно. Ни о каком соперничестве не было и упоминания. По словам отца выходило, что время оккупации даже сблизило, сдружило их. Он вспоминал, как часто виделся с Устином во время своих постоянных разъездов по лесу.

— А что в этом такого? — рассуждал он, аккуратно наливая из стакана в блюдце. — Я их вообще всех часто видел. А уж Устина-то… В лесу, дочь, власть всегда была своя.

Протянув через стол руку, он долго выбирал из вазочки кусок крепчайшего колотого сахара. Чай он всю жизнь пил вприкуску.

Представляя героическую, полную тайн и опасностей жизнь партизанского края, Лиза спросила отца, с какой целью он так часто появлялся на этих потаенных, страшных для врага дорогах. Она знала, что лесничество существовало и при немцах и отец, как и прежде, вынужден был тянуть свою незаметную службу. Но как раз при этом-то и открывались для него неограниченные возможности! Не может быть, чтобы он хоть как-нибудь да не помогал партизанам! Ведь помогал?

Отец, сладко жмурясь, установил на растопыренных пальцах блюдце с чаем.

— Ну, не без этого, конечно. Все помогали.

Скромничал он перед ней, что ли? Лиза извелась, ожидая, когда он наконец оторвется от своего чая. Отцу, с его постоянной скрытностью, очень подходила роль незримого, но ловкого, а значит, и ценного помощника тем, кто боролся с врагом в открытую, с оружием в руках. Лиза даже считала, что в такой опасной работе от подпольщика требуется особенное искусство. И она продолжала расспросы, упорно подводи разговор к тому, что творилось в оккупацию по деревням, в лесу и на дорогах.

— Да уж… — покрутил отец головой и вставил в рот кусочек сахару, — наглядеться пришлось. Раз машину с жандармерией рванули — смотреть страшно. Солдат тридцать в кузове сидело, если не больше, — всех по клочкам на деревьях развесило!

— Миной? Правильно! — и Лиза пристукнула кулаком. — А еще? Еще?.. Ну, пожалуйста, папа!

— Ну… что еще? — Он благодушно вытянул из блюдечка ароматную горячую влагу и налил снова. — Тут много чего было. Рассказывать все — язык заболит.

— А Урюпин? Не следил разве? Не преследовал?

— Следил, конечно. Как не следить! Его служба такая была — следить.

— К тебе приставал? Ты же рассказывал, что у вас с ним еще до войны…

— А ты думала! У-у, сволочь был. Проходу не давал.

— А ты?

— А что я? Дело известное: где промолчишь, где стерпишь. От меня не убудет.

— Зря! Я бы ему…

— Э, дочь, у кого власть, у того и петля. А умирать… это только в книжках да в кино красиво. А когда к самому подступит — не дай и не приведи!

— Какой мерзавец! — негодовала Лиза.

Отец, распаренный, великодушно отмахнулся:

— Пускай. Доначальствовался же, получил свое!

— Ну, расскажи мне что-нибудь, вспомни.

— Еще чего! Нашла о чем!.. Да ты постой, не торопись. Успеешь еще, все узнаешь.

В хорошем настроении отец, не торопясь, стакан за стаканом, мог в одиночку выпить целый самовар. «Ах, не рассказчики они, кто были очевидцами, участниками!» — досадовала Лиза и утешала себя тем, что в скором времени из воспоминаний тех, кто будет ей встречаться, она, конечно, узнает все. И об отце! Да доведись ей остаться на захваченной врагом земле!.. Да она бы… господи! А иначе не могло и быть! В такое страшное время, можно сказать, святая обязанность каждого…

— А вот ты сказал, машину с солдатами, на мине… — не унималась Лиза. — Кто это устроил?

Она не сомневалась, что отец, с его знанием лесных дорог и свободой передвижения по лесу, не мог остаться в стороне от такого дела.

— Так разве одна машина? — благодушно возражал он. — А на железной дороге? Да и вообще… Им тут мясорубку подходящую устроили. Накрошили фаршу! — И отец, вытягивая губы к блюдечку, засмеялся мелким смехом.

Лиза рассердилась на досадную скрытность отца: уж ей-то мог бы рассказать, не таиться!..

…Внезапно с треском разлетелись легонькие двери, и на пороге горницы возникла Надька, красная, распаренная, словно после молотьбы. Агафья Константиновна сидела, свесив ноги, на кровати и собирала карты.

— Спасибо, тетя Ганя. Пойду.

— Сиди. Чай будем пить.

— Некогда. Потом лучше зайду.