Соседи

И так бы оно, наверное, и произошло, если бы Хорек, которому было обидно, что его не пустили, хотя он залатал Гапке пол, натаскал воды, пока она волындалась неизвестно где, и даже ради нее бросил неизвестно на кого семейное заведение, пока Параська загорает на далеких островах за его счет, а он не может уделять заведению времени, так как занят делами Гапочки, которая упорно делает вид, что он неодушевленный предмет, смысл существования которого оказывать ей безвозмездно всяческие услуги, не стал стучаться к Гапке, требуя, чтобы и его накормили. Но обе наши прелестницы, у которых в памяти были свежими воспоминаниями о том, что происходило, стоило им пустить в дом Василия Петровича, даже не повернули головы в сторону двери, словно в нее стучался, скажем, комар. И тогда Хорек решил, что пора ему идти в психическую атаку. И он стал нежно, хотя и через дверь, вещать, что должен сообщить Гапке великую тайну, но для этого она должна открыть дверь, потому как иначе про ее тайну узнает все село. И Гапка скрепя сердце приоткрыла дверь, предварительно накинув на крючок предохранительную цепочку, и Хорек поведал ей свою великую тайну – оказалось, что он любит ее чуть ли не с младенчества и предан ей и душой и телом и все, что он хочет, так это усесться в опочивальне возле нее, и держать ее за руку, и любоваться ею, потому как она – великое произведение искусства, которое не смог оценить по достоинству жалкий отщепенец рода человеческого – Голова, и что в опочивальню они должны перейти незамедлительно, потому что душа его не выдерживает разлуки с любимой и того и гляди покинет на веки вечные его бренное тело и останется Гапка тогда одна-одинешенька, а он, Хорек, будет смотреть на нее с небес и проливать невидимые слезы, которые поутру будут превращаться в росу и жалобно блестеть на траве и цветах, когда Гапочка будет выходить в сад, чтобы полить свои любимые цветы. Надо сказать, что блудный пасечник немного зарапортовался. Никаких цветов на усадьбе Гапки отродясь не бывало, потому что Голова поставил дело так, что росло там только то, что можно было использовать как закуску. Но речь вышла у Хорька довольно убедительная, и Гапкины ушки даже не уловили в ней особой фальши – пасечник наш, основательно принявший на душу, вошел в образ, и она сняла, к ужасу Светули, цепочку, и Хорек проследовал вместе с Гапкой, как он выразился, «в опочивальню», и уселся возле предмета своей страсти на краешек постели, и взял Гапку за руку. А та позволила ему взять себя за руку, но дверь в спальню закрыть не разрешила, и Светуля, которая продолжала демонстративно хлебать борщ, внимательно прислушивалась к каждому звуку, проклиная при этом весь мужской пол, который доставляет женщинам столько огорчений, совершенно их не ценит и то и дело норовит обмануть и поменять одно прекрасное создание на другое. Гапке тоже очень хотелось есть, потому что весь день она провела в городе, где позировала скульптору и избавлялась от постылого пиита, от стихотворений которого у нее до сих пор спазмы в голове, хотя голова у нее обычно не болит. Забегая вперед, скажем, что общение с пиитом вызвало у Гапки еще большее недоверие к беллетристике, и она даже приказала Светуле перебрать шкаф и выбросить на помойку все книги, которые той покажутся подозрительными. А пока тишина вдруг стала казаться Гапке зловещей, и она решила хоть что-то сказать, и, кроме того, рука Хорька оказалась потной и от него все-таки, хотя он и любил ее с младенчества, основательно попахивало козлом. И Гапка рассказала ему, что памятник, который задумал себе Голова, не будет памятником его эгоизму, ибо и она, Гапка, будет представлена на нем а-ля-натюрель. И ее красота будет теперь запечатлена на веки. Хорек сделал вид, что очень рад, и еще крепче сжал руку своей возлюбленной и даже попробовал подсесть к ней поближе, но Светуля от скрипа пружин под тощей задницей Хорька подавилась борщом и закашлялась, и волшебный момент был испорчен, и Гапка отстранилась от Хорька и попросила его из любви к ней наконец уйти, и тому пришлось ретироваться на исходные позиции – в интернет-кафе, где незнакомые ему люди массово пребывали в виртуальном пространстве и не спешили заплатить невиртуальные деньги, которые приходилось вытаскивать из них, как гвозди клещами. Все это настроение пасечнику не улучшило. И к тому же ему было очень обидно, ведь он столько сделал для родного села, по крайней мере, ни разу его не сжег, а памятник – начальству Голове и Гапке. Нет в этой жизни никакой справедливости. И он, приняв на душу очередную порцию напитка молодости – горилки с перцем, – направил свои стопы к Тоскливцу, а потом они уже вдвоем разыскали Павлика и вошли с ним в преступный сговор. А затем по доброте своей душевной он затащил их в семейное свое заведение и так их нагрузил буженинкой и ветчинкой под аккомпанемент известного напитка, что те утащились по домам под утро и даже искренне назвали его благодетелем и героем.