Но это он сказал, как нам думается, зря, потому что упрямства Гапке, как и всем горенчанам, было не занимать, ведь не зря по селу ходила легенда о двух местных жителях, которые не захотели уступить один другому дорогу и поэтому умерли от голода и превратились в два дерева, а точнее, в два дуба, которые переплелись и срослись, напоминая прохожим о пагубности упрямства. Так вот, упрямства Гапке было не занимать, но зато терпения у нее отродясь не бывало, а жизнь под одной крышей с Головой превратила ее в своего рода сухой порох, который мог взорваться в любой момент. И слова Грицька сработали как детонатор. Хорошенькое, кукольное ее личико, с которого, что картину пиши, что воду пей, превратилось в маску праведного гнева, а глаза ее вдруг стали красными, как два угля, и она открыла дверь, но не с мыслью отдать Грицьку постылую дудку, а для того, чтобы сквитаться со своим обидчиком. И перед Грицько вдруг оказалась не нежная Тапочка, которой он вдоволь любовался, когда она распивала чай с его супружницей, Наталкой, а фурия, которая сеет вокруг себя печаль и скорбь и когти которой могут разодрать на груди кожу и впиться в горячее, трепыхающееся сердце, чтобы заставить его навсегда остановиться. Нет, что-то особое заложила мать-природа в хорошеньких наших горенчанок. То они нежные, как овечки, то фурии и ведьмы. И все в зависимости от обстоятельств нашей трудной, но славной жизни и присутствия удивительного существа, которое призвано их оберегать и лелеять, но которое никак не может понять, для чего они все-таки на самом деле появились на свет Божий – мужчины. Вот уж действительно мужики в Горенке были как на подбор! Все как один считали, что баба существует исключительно для того, чтобы готовить жратву и исполнять их любую блажь, а если она сопротивляется, так значит ее попутал нечистый и ее следует проучить. Да еще как! Автору этих строк грустно писать о той незримой войне между полами, которая столетиями не прекращалась в Горенке и лишь иногда приводила к отдельным случаям перемирия, то есть счастливым бракам. Но таких, все по тем же причинам, было немного, и Гапка, как она полагала, была примером того, до чего можно довести изумительно красивую девушку, если она попадет не в те руки. Так что зря Наталка иногда ревновала Грицька к Гапке. Грицько действовал на Гапку, как бык на тореадора, а если она и поддалась недавно поутру некоей слабости, так ведь с кем не бывает? Но на крыльце у Гапки Грицько не проявил храбрости, которая по долгу службы должна была войти в его плоть и кровь. И он приналег, как говорится, на ноги, и Гапка осталась в пустом доме одна, если не считать привидения кота Васьки и соседа, который терпеливо, как свойственно грызунам, дожидался под полом того сладостного момента, когда Тапочка оттает душой и телом от общения с неугомонным милиционером, которому даже ночью не спится и который подло мечтает об очищении Горенки от его собратьев.
А Гапке было не до соседа. Во-первых, она дожидалась Светулю, которая запаздывала из города, хотя обещала вернуться к семи. И принести продуктов. А во-вторых, на соседа ей было начхать – под юбкой у нее вздымался крутой пояс, изготовленный из вороной стали услужливым Назаром, так что перед соседом вряд ли могли открыться этой ночью известные перспективы. И тот об этом догадывался и обиженно возился в норе, подумывая о том, где раздобыть универсальную отмычку. От горенчанок. Одним словом, каждый был занят своим делом.