Соседи

— Она не верит, что у нас в гостях Василий Емельянович? — сказал Дементий, явно не одобряя такое поведение продавщицы. — Она что?

— Кто ж ее знает, — ответила Арина и, чтобы не мешать мужикам, полезла на печь. Оттуда, сдвинув к стене длинную голубенькую занавеску, смотрела на мужиков и слушала.

Василий Емельянович по два и по три раза спрашивал у Дементия об одном и том же, и Арине казалось, что младший лейтенант милиции совсем запутался и ничего не понимает.

Василий же Емельянович минут через десять после того, как о нем вот так подумала Арина, был уверен или, точнее сказать, был почти уверен, что навел полную ясность: Петру Ивановичу пастух рассказывал одно, а участковому — другое. Дементий разрисовал костер и то, как они с Яковом ловили кого-то, чтобы нагнать страху на учителя…

Поверить, что Петр Иванович испугался, участковый не мог, потому что Петр Иванович как-то уж очень спокойно относится к тому, что кто-то ходит около его дома. Такое спокойствие Петра Ивановича и нравилось участковому и не нравилось. Нравилось, что Петр Иванович не боялся, не бил тревоги и тем самым не отнимал лишний раз время — дел у Василия Емельяновича и так хватало. В то же время спокойствие Петра Ивановича ему не нравилось: а ну как что-нибудь серьезное?

Василий Емельянович сидел за столом раскрасневшийся, в полурасстегнутом кителе и с каждой минутой все более серьезнел лицом. Со стороны не понять: или участковый пьянеет, или чем-то недоволен?

— Что с тобой, Емельянович? — с тревогой спросил Дементий, когда участковый вроде бы ни с того ни с сего начал упорно смотреть на захмелевшего Дементия и едва заметно хитро улыбаться.

— Со мной ничего, — на что-то намекая, сказал участковый и стал улыбаться хитрее и увереннее, что должно было означать: я все знаю, так что, Дементий Корнилович, давай-ка лучше рассказывай все начистоту. Эта улыбочка стоила Василию Емельяновичу больших трудов: хотелось не улыбаться, а закричать на Дементия, спросить, почему он учителю рассказывает одно, а участковому — другое? Но спрашивать было рано: надо было снова просить Петра Ивановича в точности передать рассказ Дементия о костре, еще раз об этом послушать Дементия, съездить к Сергееву озеру, все это сопоставить, то есть все затягивалось, и это начинало выводить участкового из равновесия; а тут еще выпил…

Дементий — мужик умный, и только любит, когда ему нужно, прикидываться простачком. Участковому казалось, что он напал на след, потому что больше верил Петру Ивановичу, а не Дементию. Еще как жили на Татарском, маленький Василий Емельянович удивлялся: вот только что видел Дементия, идущего по дороге, по переходу через Индон или около озера, и — нет его, исчез на глазах, как будто превратился в пенек или дерево около дороги, сделался рыбой и нырнул в Индон или озеро…

Арина слезла с печи и пошла зачем-то на кухню. В это время случилось неожиданное: Василий Емельянович поднялся из-за стола, расстегивая кобуру, вышел на середину избы и, повернувшись к Дементию, выстрелил в пол.

Арина выскочила из кухни и увидела Василия Емельяновича, сидевшего на стуле с пистолетом. По комнате прошел кисловатый запах сгоревшего пороха, и Арина мгновенно побледнела. Сказать, что она до смерти испугалась выстрела, было бы неверно. За свою жизнь она столько их наслушалась, что в первый миг даже не поняла, что случилось, потому что по громкости пистолетные выстрелы никак нельзя было сравнить с ружейными. Мало того, что, подрастая, дети часто стреляли в ограде в пятно, трижды она слышала ружейный грохот в своей избе: два раза пьяный бушевал Дементий, и один раз маленький Коля, ему было всего три года, нечаянно выстрелил из ружья в потолок, в котором и сейчас еще оставался глубокий след от картечи. Арину напугал не столько сам выстрел из пистолета, сколько то, что стрелял Василий Емельянович.

Дементий, не поднимаясь из-за стола, приказал Василию Емельяновичу:

— Спрячь свой ТТ и не хвастайся. Твоим пистолетом только баб пугать. Я на фронте из ППШ стрелял! Знаешь, сколько я фашистов убил?

— Знаю, — устало сказал участковый, руками причесывая длинные и потные волосы. — Сорок.

— Да, сорок. Это только тех, которых я видел, что убил. А ты сколько?

— Ни одного. Я с Японией воевал.

— Сколько ты японцев убил?

— Брось, Дементий Корнилович, не о том разговор, — сминая папиросу, а затем ожесточенно чиркая спичкой и прикуривая, сказал участковый. Дементий как будто и не слышал последних слов Василия Емельяновича и продолжал:

— Ты только успел посмотреть, как убегают японцы. А я четыре года воевал, у меня вся грудь была в орденах и медалях! Вот теперь ты мне и скажи: кто — ты и кто — я? А за стрельбу в доме ты будешь ответ держать. Будешь, — повторил Дементий, увидев, как Василий Емельянович криво усмехнулся.

— Ты мне, Дементий Корнилович, не грози, я не из трусливых. Если надо, отвечу. Но и ты кое за что ответишь. Не думай, что никто ничего не видит.