Развешивая около бани кошму и клеенку, которыми была накрыта картошка, Петр Иванович увидел выехавшего из леса всадника и стал присматриваться, стараясь издалека угадать, кто едет. Он разглядел коня ярко-рыжей масти, а потом, когда всадник шагом проехал по мосту, узнал в нем Дементия. Петра Ивановича удивило немного, почему Дементий едет со стороны Татарских полей, — ведь коров сегодня угнали за Ушканку. Подумав, он тут же забыл об этом и пошел открывать вторую кучу картошки. Сбросив ботву, Петр Иванович остановился передохнуть и увидел: Дементий к кому-то шел по задам вдоль реки. Конь стоял привязанный около Нюриного тына.
Опуская бадью в колодец, Александра Васильевна с тревогой смотрела, к кому свернет Дементий.
— К нам идет, — сказала она. Словно чего-то испугавшись, Александра Васильевна вылила в огурцы не полбадьи, как хотела, а всю бадью. Она была уверена, что Дементий приехал из леса с какой-нибудь дурной вестью.
Александра Васильевна угостила его огурцами и пошла смотреть картошку, а Петр Иванович с Дементием сели под баней на старых плахах. Отсюда открывался вид на реку с широким болотом, за которым стеной стоял лес, на два моста с перилами — один около деревни и другой — у леса, соединенных высокой стланью; ее чуть не каждый год весной затапливало, и тогда колеса телег и фургонов скрывало по самые ступицы. Делая за мостом большой полукруг, дорога уходила в тайгу, к Саянам. От бани видно Школьный лес и Песочную гору, — туда на большой перемене любят бегать ученики. Для Петра Ивановича нет ничего радостнее, когда он слышит, как оглашается лес их звонкими голосами.
— Петр Иванович, — без всяких предисловий начал Дементий. — Я его убил.
— Что-что? — переспросил Петр Иванович, считая, что он ослышался.
— Застрелил, как собаку! — с мрачным восторгом сказал Дементий… — И мозги вылетели!
Петр Иванович уставился на Дементия:
— Кого застрелил?
— Того мужика.
— Где ты с ним встретился?
— Около Сергеева озера.
Дементий замолчал, опустив голову, как будто раскаиваясь в том, что он сделал. Петр Иванович сказал, взглянув на Дементия, как на привидение:
— У меня шевельнулось в мозгу, что неспроста ты едешь в деревню среди белого дня.
Дементий встал, убедился, что по низу никто не идет, и снова сел. Александра Васильевна тоже была далеко — что-то разглядывала на черемуховом кусте: или птицу увидела, или хотела достать переспевшие ягодины на высокой ветке и не знала, как подступиться.
— Я этих полмесяца, Петр Иванович, не столько коров пас, сколько все время шел по следам этого человека. Думаю, ты хитрый, а я еще хитрее! Я вижу, — Дементий ударил себя кулаком по колену, — кому-то понравилось около Сергеева озера! Там же и балаган, и ключ… Чувствую, ходит кто-то около нас с Яковом, видит нас, а мы его не видим! Не поверишь, Петр Иванович, другой раз что-то зайдет в голову, едешь по лесу и ждешь пули из-за каждого дерева. А что? Думаешь, он не видит, как мы проверяем за ним? Пасешь коров в одной стороне, а ездишь в другой! Но, Петр Иванович, ты ему нужен был, — нас он не тронул.
— Как ты его убил, расскажи? — Петр Иванович и верил и не верил тому, что говорил Дементий. — Яков знает об этом?
— Нет, ни одна душа на свете не знает. Я его так запрятал, что и с собаками не найдешь. Теперь, Петр Иванович, живи спокойно. Случилось, как я ожидал. Мы как стали пасти за Ильинкой, я не трогал ни Татарск, ни Сергеево озеро; дай-ка, думаю, погляжу, что будет? Если ты, думаю, прятался в последнее время на Ильиной заимке, то теперь побежишь на Татарскую! И еще я один момент учел: раз ты ночью ходишь, значит, будешь спать, пока солнце не припечет. Договорился я с Яковом и поехал с утра. Не будет, думаю, никого, уток на Сергеевом озере постреляю.
Петр Иванович сидел, отодвинувшись от Дементия, и бросал короткие, изучающие взгляды на его одежду, Дементий продолжал рассказывать:
— Не стал я заезжать на Татарскую заимку. Думаю: что он, дурак сидеть в Марьиной избе! Там же дорога рядом проходит. Чудное дело, Петр Иванович, когда от такой деревни один дом останется! Внизу Индон синеется; мостик, на котором бабы белье полоскали, цел и невредим, только наполовину под воду ушел. Соскочил я с коня, сам напился, коня напоил. За Широким болотом на Марьиных буграх лес в самое небо упирается… Около леса темно, воронье каркает. Гора, на которой был Татарск, вся белая — заросла ромашкой. Сел я на коня, скачу по нижней дороге вдоль болота, где раньше трактора лес возили, а сам думаю: ты меня ждешь с Белой пади, или с Исаковки, а я проверю тебя с тыла! Или, думаю, завязну с конем или подкрадусь, откуда, не ожидаешь!
Петру Ивановичу казалось, что Дементий все это сочиняет, — бывает же, хвастануть хочется, — но сапоги у Дементия мокрые, он их только что около моста вымыл, и штаны в грязи чуть не до пояса. Петр Иванович даже уловил запах болотной гнили, и это подтверждало правдоподобность рассказа Дементия.
Глаза его с короткими ресницами, с припухлыми красноватыми, веками, сверкнули живее, в лице появилось хищное выражение: