Соседи

— Смотрю, дымок около балагана, и никого нет. Я из кустов не вылезаю, — что дальше будет. Костер вовсю разгорается, недавно кто-то разложил. Если, думаю, сейчас никто не появится, то и ждать нечего. Только я так подумал, из-за ключа по белопадской дороге человек с дровами идет. Я его узнал. Подошел он к ключу, воды набрал в котелок, идет к балагану. В одной руке дрова, в другой — котелок. Я к нему наперерез. Увидел меня. Бросил дрова, котелок на траву поставил, вроде как отдыхает. Кричу:

— Большой тебе привет от Петра Ивановича!

Двустволка у меня в руках и курки взведены. Он не боится, подходит ближе. Котелок держит аккуратно, чтоб вода не разливалась.

— Не знаю, — говорит, — никакого Петра Ивановича.

— Как же ты будешь знать, если ночью ходишь? Что ж ты, как человек, днем не зайдешь?

Усмехается:

— Ты меня с кем-то спутал.

Я ему новый вопрос:

— И меня не знаешь?

Отвечает:

— Первый раз вижу.

— Что-то, — говорю, — память у тебя короткая. Забыл, как за мостом около Первой дороги встретились? Ты про Петра Ивановича спрашивал.

Кинулся он в балаган, котелок по земле покатился. Выскакивает с ружьем.

— Теперь поговорим на равных.

— Нет, — говорю, — на равных не придется говорить: может, ты и хорошо стреляешь, а я — лучше. Собирайся, — говорю, — пойдем в контору. Там разберемся, кто ты такой и зачем ходишь?

Он мне дерзить начинает:

— Катись, дед, пока цел!

— Ах ты, — говорю, — выродок белогвардейский, я тебе покачусь и такого деда покажу…

Петр Иванович поморщился:

— При чем тут белогвардейский?

— . Враг он и есть враг, — ответил Дементий. — Он думал, что я промахнусь… А Дементий, ты сам знаешь, не промахивается, у Дементия еще рука твердая! Четыре месяца в войну снайпером был, — это что-нибудь да значит! Чего ты насупился? — спросил он, горделиво взглядывая на Петра Ивановича. — Чем ты недоволен? Может, я тебе опять не угодил?

— Не угодил — это не то слово…

Петр Иванович сидел, подперев рукой подбородок, и смотрел на дорожку около бани. Трава на дорожке красновато-бурая, с уродливо изогнутыми стебельками; листочки маленькие, круглые или продолговатые… Цвет травы впервые показался ему неприятным — напомнил цвет крови.

— Ты понимаешь, что ты натворил?

Взгляд учителя был холодным, неумолимым, как выстрел из пистолета. Дементий опешил.

— Что ты говоришь, Петр Иванович. — В голосе Дементия испуг и недоумение.

— А ты что говоришь?

— Мне больше сказать нечего. Ты лучше меня знаешь, для кого я старался.

— Для кого?

— Брось, Петр Иванович, мозги мне пудрить! Я из-за тебя рисковал жизнью.

— Я тебя не просил рисковать.

Дементий обиженно заморгал глазами:

— Вот-вот, за добро злым плата. Зря я, дурень, старался.

— Ты не для меня, ты для себя старался!

— Как так?

— Хотел показать, какой ты добрый за чужой счет! Какое ты имел право стрелять в человека?

— А он имел право ходить и угрожать тебе? Что ж мы в своем лесу не можем разобраться?

— На это есть люди, они и разберутся.

— Где они, эти твои люди? Василий Емельянович? Что он один сделает?

— Василий Емельянович не один.

— Ас кем он? Скажешь, есть еще районная милиция? Где она, твоя милиция?

— Василий Емельянович не один, — упорно повторил Петр Иванович.

— А с кем он?

— С народом.

— С каким народом? Кто за тебя заступился, скажи? Дементий! А никакого народа нет! Нечего разбираться, — переходя на мирный тон, сказал Дементий. — Я тебя выручил, и пусть это останется между нами. Пусть думают, что этого человека забрала милиция, Что тебе хуже будет?

— Надо выяснить, кого ты убил.

— Можешь не сомневаться: убил, кого надо.

— Сердись не сердись, Дементий Корнилович, а я вынужден заявить на тебя в милицию.

— За свою жизнь, Петр Иванович, врагов ты себе нажил много.

— Ошибаешься: никаких особенных врагов у меня нет, и ты это прекрасно знаешь. Раньше, не спорю, были.

— И теперь будут.

— Кто это, интересно? Уж не ты ли?

— А хоть бы и я!

— Какой же ты враг? Ты мой сосед!

— Жестковато берешь, Петр Иванович. Не забывай, ты уже старый…

— От старого бывает больше толку, чем от молодого!

— Бывает, но реже.

— А я и не говорю, что чаще.

— Из твоих слов, Петр Иванович, выходит, что на Белой пади ты лучше всех!

— Я так не считаю, и это не мне решать.

— А кто должен решать?

— Люди.

— Что люди, каждый за свою шкуру трясется!

— Я, как ты видишь, не трясусь. И ты, я тебя знаю больше тридцати лет, о себе не заботишься. Я не помню, чтоб у тебя хоть один год была легкая работа.

— Не было, — подтвердил Дементий и доверчиво взглянул на учителя. — Нам с тобой, Петр Иванович, не из-за чего ругаться. Столько лет мирно жили…

— А я с тобой не ругаюсь.

— Ты сказал, что заявишь в милицию.

— Заявлю.

— Спасибо, Петр Иванович. Теперь буду знать, что ты за человек.

— А ты что, не знал?

24