Соседи

Мимо школы он хотел пройти быстрее, но Василий Емельянович, как нарочно, пошел медленнее, чтобы ученики и Петр Иванович могли дольше видеть, что ли, как участковый ведет куда-то Дементия. Василий же Емельянович медленно шел под школьными окнами совсем по другой причине: ему было интересно видеть учеников, сидевших за партами и, как по команде, повернувших стриженые головы на дорогу.

Дементий вдруг подумал, что Петр Иванович рассказывает сейчас ребятишкам именно про него, Дементия. И сразу же, следом, он подумал, что Петру Ивановичу не надо ничего рассказывать, — Белая падь уже знает обо всем от Михаила Овсянникова и от Коли-Вани: утром они приходили к Лоховым и расписывались в протоколе. С Дементием держались суше, чем обычно, и ушли сразу же, как только участковый отпустил их.

«Тоже мне, начальство! — усмехнулся Дементий. — Пришли, сели, как два генерала…»

Дементий бросал острые взгляды направо и налево — ему казалось, что вся Белая падь смотрит на него.

В бригадной конторе, кроме Бурелома, исполнявшего обязанности и шорника и сторожа, никого не было. Знает или нет Бурелом, что Дементий, можно сказать, арестованный? По лицу Бурелома не поймешь, о чем он думает. Взял ружья и, не говоря ни слова, унес в хомутарку.

Конюх Павел Аншуков отдал участковому самого лучшего коня — бригадирова Воронка. Дементий что-то замешкался, Павел и ему поймал Рыжка, мотавшего белой челкой и недовольного тем, что его обманули — он уже настроился провести день в пригоне с другими лошадьми.

По деревне участковый хотел проехать шагом, но Воронок, настоявшийся в полутемном стойле, начал вставать на дыбы, и пришлось отпустить поводья.

Через десять минут они уже были за вторым мостом. От Третьей дороги начался длинный и не очень крутой подъем. Василий Емельянович ехал впереди, Дементий чуть-чуть приотстал. Перед тем как скрыться за поворотом, по старой привычке — сначала Дементий, потом Василий Емельянович — оглянулись на деревню: под яркими лучами солнца, поднявшегося над Песочной горой, перед их глазами промелькнула одна и та же, вечная и никогда не скучная картина: два моста с перилами, поблескивающая лента реки с широким болотом, заулок, по которому они только что проехали. Хорошо видно Нюрину елку и самый высокий дом в этом краю — школу. По низу и только изредка у кого на горе виднеются зароды с сеном, колхозные журавцы. Желтые или светлые пятна — новые дома. Жить бы в таком месте и не печалиться! А летом, когда трава еще не вся скошена и стоят веселые, как в хороводе, копны сена, а на реке визг, смех, крики — купаются ребятишки! Кто-нибудь из косарей остановится и сразу не поймешь, или он отдыхает, или смотрит, как купаются ребятишки, или пытается угадать, кто это вышел косить сено — что-то не узнать… Может, кто-то приехал из города?

Впереди стало светлеть, еще два поворота — и Татарские поля! Где-то совсем рядом, по левой стороне от тракта, должна быть дорога к Сергееву озеру… Может, проехал? Василий Емельянович остановил Воронка, и сразу же с ним поравнялся Дементий, как будто ждал, когда Василий Емельянович спросит что-нибудь.

— Дорогу на озеро не проехали?

— Нет еще, — серьезно ответил Дементий. — На Татарск заехать не хочешь — родину посмотреть?

— Я вижу, на озеро тебя не тянет, — проговорил Василий Емельянович и свернул на заросшую лесную дорогу, по которой давно никто не ездил.

На поляне, черневшей пнями и колодинами и кое-где усеянной переспелой брусникой, Василий Емельянович соскочил на землю и то же самое приказал сделать Дементию. Дементий нехотя слез с коня, не понимая, для чего это нужно участковому. Василий Емельянович огляделся, как бы решая, подходящее ли место, и привязал Воронка. Дементий держал своего Рыжку в поводе и не торопился привязывать.

— Что, перекур? — спросил Дементий.

— Некогда курить, — сказал участковый, сел на колодину, которая ему понравилась, и в самом деле закуривать не стал, а зачем-то снял планшетку и положил ее рядом с собой на колодину.

— Снимай сапоги, — попросил участковый. Эта спокойная просьба прозвучала сильнее самого строгого приказа. Дементий подумал, что не расслышал слов, и попросил Василия Емельяновича повторить, что он сказал.

— Снимай сапоги, Дементий Корнилович. С каких это пор ты перестал слышать?

Дементий долго привязывал коня, пытаясь сообразить, что затеял участковый. Привязал коня и с тревогой смотрел, как Василий Емельянович достал из планшетки вчетверо сложенный тетрадный листок, прочитал его, спрятал в планшетку и поторопил Дементия:

— Давай-давай, Дементий Корнилович.

— Не дури, Емельянович. Думаешь, если мы в лесу, то можно делать все, что тебе взбредет в голову.

— Хватит, Дементий Корнилович, снимай сапоги. Или ты хочешь, чтобы я тебе помог?

— Емельянович, я на тебя пожалуюсь.

— Потом пожалуешься, а сейчас разувайся.

Дементий сел на колодину метрах в пяти от участкового, снял кирзовые сапоги. Портянки бросил на светло-зеленые, едва отросшие от земли елочки.