Соседи

— Ни разу не слышал. Такая история под боком… А говорят, бить нельзя!

Александра Васильевна насторожилась:

— Это на кого как: другому каждый день трепка, а пользы никакой.

— Каждый день не надо, — засмеялся Петр Иванович. — Один раз, но так, чтоб всю жизнь помнил! Сегодня поздно, пускай спит. А завтра задам мурцовки, пусть бежит! Может, генералом вернется?

— Так уж и генералом сразу, — не без тревоги сказала Александра Васильевна. — Не было в нашей родне ни полковников, ни генералов и не надо.

— Как не было? А генерал Шмаенков в Москве?

— А ты видел этого генерала?

— Ну так что, что не видел? Что он от этого, — сделался рангом ниже?

— Откуда ты знаешь, что Шмаенок генерал?

— Как откуда? От родни.

— От какой?

— От родни генерала Шмаенкова. От его племянника, от Гриши.

— И ты, думаешь, Гриша этот тебе правду скажет?

— А зачем ему врать?

— Бывает, что и соврать надо.

— Ну, знаешь ли, — начал сердиться Петр Иванович. — Одно дело — прибавить сержантскую лычку, ну, звездочку лейтенантскую, а генеральный чин — ого-о, это тебе не просто!

Такой ответ Александру Васильевну никак не убедил, она все с той же непоколебимой сомнительностью отвечала:

— Какое тебе дело до генерала Шмаенкова, если только он генерал? Да и не мог он сделаться генералом! В Белоруссии Шмаенки жили от нас недалеко, в соседней деревне. Перед гражданской войной черняховские парни к нам на вечерку приходили. Был там и твой Шмаенок. Начнется вечерка, он стоит, губы развесит… У него всех девчонок из-под носу уведут!

— Это еще ни о чем не говорит, — защищает Петр Иванович.

— Обо всем это говорит. Птицу видишь по полету. Я, конечно, не хочу спорить, всякое в жизни бывает, а только не мог Шмаенок сделаться генералом, не поверю. А что ты его защищаешь? Какая он тебе родня — седьмая вода на киселе?

Выяснение родственных отношений с генералом Шмаенковым заняло не меньше получаса. Александра Васильевна всячески открещивалась от дальнего родственника, которого в военном чине она ни разу не видела. Петр Иванович настаивал на родстве и не позволял жене снимать со Шмаенкова звание генерала.

Александра Васильевна не была сварливой женщиной или же любительницей поспорить, она бы сразу уступила мужу в этом довольно простом вопросе: родня или не родня им Шмаенок, и генерал он или не генерал? Она слышала, что в дальней родне Петра Ивановича будто бы есть генерал и живет в Москве. Генерал не сообщал о себе Мезенцевым. Надо полагать, Мезенцевы для него с тех пор, как он сделался генералом, не существовали, а тогда, скажите, с какой стати Александра Васильевна должна признать существование генерала?

Новое упоминание о нем в обычный день так бы не затронуло ее: есть Шмаенков — хорошо, нет Шмаенкова — тоже хорошо. Но упоминание о Шмаенкове сегодня да еще как о генерале в расчеты Александры Васильевны не входило. Тогда получалось, что зря Александра Васильевна рассказала историю с Федей, то есть через что он стал полковником. И тут, как-то совсем уж близко, этот генерал Шмаенков. Безвыходное положение у Володи: с одной стороны полковник, с другой — генерал. Очень уж два больших чина! Рядом с такими чинами Володино поведение заслуживает самого серьезного наказания.

Александре Васильевне нужно было решительным образом снять генеральский чин со Шмаенка или, на худой конец, выразить полное недоверие к тому, что он в таком чине находится. И тогда, считай, оставался один Федя полковник. А с одним, что ни говори, если он даже полковник, справиться легче.

Петр же Иванович настаивал на родстве совсем из других соображений. Во-первых, он не хотел и не мог согласиться со следующим: зачем отказываться от родства со Шмаенковым, если он действительно родня? Во-вторых, и это было самое главное, Петр Иванович с юных лет и вот уже до пенсионного возраста сохранил любовь к военным.

Поднявшись из-за стола, Петр Иванович подошел к порогу, включил свет и сказал:

— Что, Саня, будем делать с нашим лентяем?

— Я его лентяем не считаю, — смелее заговорила Александра Васильевна, так как Петр Иванович теперь уже был не опасен: голос его был веселее, угрозы в нем никакой не было.

— Краснеть мне потом придется, — сказал Петр Иванович, садясь на прежнее место.

— Чего тебе краснеть? Пойдут ребятишки в школу, и он пойдет. Что ему дома делать?

Петр Иванович оглянулся на Володину комнату, в которой Володи не было, — он спал в амбаре, — и, словно боясь, что Володя все равно может услышать, переходя на шепот, сказал:

— Ты же видишь его характер? К нему другой ключ нужен! Он же какой-то бесстрашный!

— Я в этом ничего не понимаю. Делай, как знаешь, чтоб потом не говорил.

— Тогда лишнего не защищай.

— А может, и правда, у него от учебы голова болит? Посмотри, какое у него лицо бледное. Петр Иванович похвалился:

— Я в его годы был на полголовы выше и в плечах шире. Мне моих лет никто не давал. А силища была разве такая? — Петр Иванович искоса глянул на свои худые, опущенные, как у ястреба, плечи. — Я мог поднять на вилы копну! Несу, самого не видно, будто живая копна идет! Помнишь, Саня? За троих работал и отдыха не просил!