Постояла какое-то время возле собаки, потом спросила:
— Так как, пошли со мной?
И собака пошла рядом с нею, нога к ноге.
Само собой, она немедленно хорошенько вымыла собаку, как только они пришли домой, завернула ее в махровый халат, положила в кресло рядом с батареей центрального отопления и, сев рядом, стала думать, как быть, что делать дальше.
Квартира была не отдельная, вместе с Леной проживала еще одна соседка, тихая старушка, редко выползавшая в коридор и на кухню.
Единственным осложнением был вопрос отпуска, Лена любила во время отпусков ходить в далекие походы, и вот, скажем, предстоит отпуск летом, на кого оставить собаку?
«А, — решила Лена, — обойдусь как-нибудь, авось кто-то выручит...»
Так и вышло. Собака жила у нее шесть с половиной лет.
За эти годы Лена не пропускала возможности поехать в отпуск, и каждый раз кто-либо из знакомых или друзей соглашался ухаживать за Плюшкой.
Плюшка сильно привязалась к дому, Лена понимала, переселить ее на один месяц в другой дом нельзя, собака может истосковаться, перестанет есть, чего доброго, погибнет от тоски, решив, что Лена задумала избавиться от нее.
Поэтому Ленины подруги переселялись на это время в ее дом. И Плюшка, хотя и скучала, все-таки не так сильно, как если бы она жила в каком-либо чужом, незнакомом месте. Она ходила гулять с подругами Лены, ела то, что они давали ей, но решительно уклонялась от каких бы то ни было ласк и поглаживанья по шерсти. Зато сколько счастья обрушивалось на Лену, когда она переступала порог своей квартиры! Плюшка не отходила от нее ни на минуту, все время бросалась к ней, начинала облизывать лицо и руки, тихонько повизгивала от радости, оттого, что Лена рядом и, надо думать, теперь уже не покинет ее.
Сама о себе Лена говорила, что у нее вместо крови взрывчатая смесь: отец карачаевец, мать наполовину русская, наполовину осетинка.
— По идее я должна была бы быть исключительно талантливой, — утверждала она, — столько кровей собралось в одном организме!
Семен пришел в гости к Лене, увидел спартански обставленную комнату, диван, стол, полка с книгами, собачья подстилка в углу.
Белая собака подошла к нему, обнюхала, завиляла хвостом.
— Плюшка, на место, — приказала Лена, спросила Семена: — Хотите чаю?
Он ответил:
— Хочу.
— Сейчас поставлю, — сказала Лена.
Чай пили из граненых стаканов, грызли ломкие, поджаренные Леной сухарики, намазывая на них брусничное варенье.
— Я понимаю, — сказала Лена, — вам хотелось бы побольше знать обо мне, кто я и что я, верно?
— А как же, — согласился Семен.
— Так вот, — начала Лена, — я окончила библиотечный институт, заведую детской библиотекой, что на Старопименовском. Не замужем и пока не собираюсь.
— Напрасно, — сказал Семен.
— Что напрасно?
— Что не собираетесь замуж. Девушки должны стремиться к этому.
Она удивленно и вместе с тем выжидательно оглядела его.
— А что, разве стоит собраться?
— Во всяком случае стоит задуматься над этой проблемой.
Потом они заговорили о чем-то другом. Потом она вышла проводить его вместе с Плюшкой.
Спустя два дня он пришел к ней снова. И на следующий день они вдвоем отправились в кукольный театр. Когда окончился спектакль, он первый предложил:
— Надо бы побыстрее добраться домой, а то, наверное, Плюшка заждалась.
— Вы — наш человек, — определила Лена, крепко сжала его руку. — Я сразу поняла, как только поговорила с вами, что вы, наверно, тоже произошли от собаки.
— А я похож на дворнягу, — сказал Семен. — Вы не находите? На большую, лохматую, добродушную дворнягу?
Она засмеялась. И в самом деле, была в его словах известная правда.
— Выражение лица у вас точно такое же, какое бывает у смирной и доброй собаки...
— Стало быть, я пришелся вам по вкусу? — спросил Семен.
Лена помедлила, прежде чем ответить:
— Знаете, как говорят карачаевцы, когда хотят выразить самую большую нежность? Умру раньше тебя!
— Звучит, как стихи, — сказал он. — Кстати, хорошо бы нам перейти на «ты», идет?
— Идет, — ответила Лена.
— Только у меня к тебе просьба, — снова начал он, — не умирай раньше меня, давай умрем вместе, в один день...
Лена серьезно сказала:
— В один час еще бы лучше... Вскоре Семен понял, что уже не может без Лены. Что привязался не только к ней, но и к ее избалованной, сильно раздобревшей за годы беспечального житья Плюшке.
Его снова потянуло к поэзии, он безостановочно сочинял стихи, повсюду — на улице, в автобусе, в электричке, посылал их Лене по почте, хотя они виделись почти каждый день.
Стихи Семена были исполнены жгучей любви, изобиловали сильными выражениями и сравнениями, вроде: «Ты всех милее, ты всех лучше. Лишь смерть одна с тобою разлучит».
Лена аккуратно складывала его письма со стихами в отдельную коробку из-под конфет.
«Пригодится когда-нибудь, — думала, — будем старые, станем вместе перечитывать старые письма и посмеемся над этими виршами...»
Она ошибалась. Семен серьезно относился к своим стихам и, должно быть, вряд ли позволил бы смеяться над ними, даже и став изрядно старше.
Плюшке он тоже посвятил четыре строчки, необычайно растрогав тем самым Лену:
Люблю тебя, собачка Плюшка,
И я скажу тебе на ушко,