Соседи

— Ага, видишь, выдал-таки себя, — овладев собой, тихо, но твердо произнес Николай Петрович. — По правде сказать, еще на днях заприметил тебя с сенцом колхозным.

— А дальше? — уже тоже спокойно спросил Варакин.

— Судить тебя надо, Афиноген, вот что дальше.

— Это за что же?

— За обман, за воровство.

— Не пойман — не вор. А обман — докажи. Я же свое докажу, вот они, справки-то докторов.

— И не стыдно тебе?

— Чего ты костопыжишься, Петрович? Чего тебе надо? Хватит, поломили мы с тобой в колхозе.

— Ты меня не тронь. Я вот только что сейчас ломил, а ты… Эх, сосед, сосед…

— Ладно, не кипятись. Давай посидим рядком да поговорим ладком. У меня и бутылочка, кстати, давненько простаивает. Можно все по-хорошему уладить, без шумихи…

— Меня ты не купишь, — отрезал Николай Петрович, сгребая со стола рукавицы. — От своей совести, если она еще в тебе есть, не откупишься выпивкой. Посмотри на старух, что на ферме работают… Горяча скоро покажется лавочка, на которой сидишь. Ожгет она тебя…

— Постой, постой, Петрович! Куда ты?

Но Знобишин был уже в сенях.

— Не торжествуй, сосед, не докажешь. Да и кто тебе поверит, — злобно кричал Варакин. — Никто! А за клевету, знаешь сам…

Николай Петрович остановился у крыльца, взял лом и лопату, потом тихо сказал:

— А я уже доказал. Казнись теперь моей ненавистью. И не будет твоей совести отныне покоя… от меня, ото всех нас…

У РОДНИКА

АГНЮШКА теребила лен на крайнем загоне поля. Стояла невыносимая жара. Земля так затвердела, что, казалось, корни пожелтевших растений были впаяны в камень. Когда она брала в горсть стебли льна, головки его невнятно нашептывали какую-то песенку без слов. От этого у Агнюшки еще сильнее ныла натруженная спина, саднило намозоленные руки, а голова наливалась свинцовой тяжестью. Хотелось пить. Агнюшка вспомнила, что на конце поля бьет из-под земли маленький родник. Наскоро перевязав сноп, она устало побрела к нему.

Вода, от которой было больно зубам, утолила жажду, но усталость не прошла. Агнюшка посмотрела на поле, потом поднесла к глазам исцарапанные руки, тяжело вздохнула и села рядом о родником.

Это был удивительный родник. Около небольшого камня-валуна выбивалась из-под земли небольшими клубочками хрустальная вода. По краям маленького углубления в земле росли незабудки. Они были почему-то всегда влажными и холодными, хотя вода из родника никогда не выплескивалась на них: уровень ее в углублении был всегда одинаков. Хрустальные клубочки, выбившись из-под земли, вновь уходили в нее, чтобы потом, вероятно, опять наполнить родник.

Агнюшка долго смотрела в прозрачную воду. А из родничка на нее тоже смотрела какая-то незнакомая девочка, кареглазая, с соломенными волосами и облупившимся носом. «Неужели это я? — удивилась Агнюшка. — Вот бы на меня сейчас посмотрели в городе, не узнали бы никак».

И Агнюшке вспомнилось, как месяц назад она уезжала в деревню погостить, к дяде Васе и тете Марише. Школьные подруги, провожая ее, завидовали: в деревне цветы, лес, грибы и ягоды — вот отдохнешь-то. Будет что потом рассказать в классе.

А что расскажешь? Агнюшка невесело усмехнулась. Она вновь посмотрела на поле, на котором школьники без устали теребили лен, и у нее опять заныла поясница. «Эх, зря я вызвалась вместе с ними помогать колхозу, — вздохнула Агнюшка. — Не по мне эта работа. Какая же из меня колхозница… Чтобы вывозить навоз, косить сено, обмолачивать хлеб или теребить лен, нужна сила да и большая, как, например, у Генки Малахова и Нюрки Уваловой», — думала она, полузакрыв глаза.

Агнюшка, действительно, не отличалась крепким здоровьем. Руки у нее были к труду непривычные. Да и откуда привыкнуть, если мама даже ведро с водой не разрешала поднимать. Заботливо собирая Агнюшку в деревню, она говорила:

— Ты у меня хиленькая, а там окрепнешь на свежем воздухе и на парном молоке.

«Окрепнешь, если сейчас рук не могу поднять», — невесело подумала Агнюшка. И ей опять вспомнился город, кинотеатр «Родина», а на углу, недалека от ее дома, киоск «Мороженое»…

Агнюшка решила тайком уйти с поля. А чтобы потом над ней не смеялись, уехать в тот же вечер в город. «Дядя Вася подвезет до станции. Попрошу его, он добрый».

Когда Агнюшка пришла в деревню, дядя Вася сколачивал во дворе своего дома из тонких обструганных колышков сажень, похожую на большую букву «А». Он был бригадиром и такой буквой обмеривал колхозные поля. Увидев Агнюшку, он, казалось, нисколько не удивился, а только попросил:

— А ну, Агнюш, принеси мне водицы испить.

Агнюшка бросилась на кухню, но воды там в ведре не оказалось. Она сообщила об этом дяде Васе.

— Зачерпни из колодца, — просто сказал он.

«Зачерпнуть из колодца? Так ведь мне ведра из него не вытащить», — в страхе подумала она, но не призналась дяде Васе. «Будь, что будет. Утоплю ведро, скорей отпустит в город… Нет, топить ведро не надо. Лучше зачерпну самую малость».