Соседи и родня Оттавии Малевольти

–Я всё расскажу брату, и он тебя прирежет!– свирепея, угрожала Берта, она вырвалась из его рук и отскочила подальше.

–Я люблю тебя, но ты витаешь где-то далеко, не замечая меня! Никогда не обнимешь, не поцелуешь. Неужели вся твоя голова забита узорами для ткани? Я ухожу. Я зря трачу силы и средства на бездушную дрянь.

Мужчина встал и направился к выходу.

Её Энрико будет принадлежать другой?

–Я тебя никому не отдам.

–Что?– остановился у дверей мужчина, оборачиваясь.

–Ты мне нужен, Энрико.

–Зачем? Чтоб деньги носил?

–Я не представляю жизни без тебя.

–Не верю. Докажи. Покажи мне силу своей любви.

Берта с разбега бросилась в объятия мужа. Её поцелуи были отчаянностью.

Со слезами она молила о прощении:

–Прости, я не ценила тебя. Я не могу жить без тебя.

-Ваша Милость, Вы просили меня прийти?– с этим вопросом Чезорино появился в кабинете Бернхарда.

Итальянец был готов на всё. Если Драммонд достанет пистолет, он успеет метнуть нож. Ударить себя он тоже не позволит – даст сдачи.

Барон сидел спиной к вошедшему.

Так и не разворачиваясь, хозяин дал распоряжение:

–Я хочу, чтобы Вы расписали потолок в спальне гостей. Полагаюсь на Ваш художественный вкус.

–Но я же не закончил работу с оформлением миниатюрного фонтана…

–Вы могли бы совместить эти два задания. Во времени я Вам ограничений не даю. Оплата почасовая. Можете расписывать потолок, если Вам будет удобно и угодно, хоть ночью. Домашние спят крепко, и мы Вам полностью доверяем.

–Хорошо, я преступлю к переделке потолка.

–Отлично. Пройдите к лакею, он покажет Вам какую комнату нужно преобразить.

Малевольти-младший делал наброски в блокнот, придумывая оформление потолка в освобождённой для ремонта комнате, когда сзади его кто-то обнял.

–Испугался,– коварно и игриво звучал голосок Августы.

–Ты подвергаешь себя опасности.

–Вовсе нет. Я же говорила, что Бернхард всё знает. Он принял правильное решение: каждый живёт сам по себе.

–И всё же он может прийти в бешенство, завидев пренебрежение приличиями.

–Ты прав: я потеряла осторожность, страсть вскружила мне голову, ведь в доме кроме мужа есть ещё дети, свёкор и слуги. Я прейду ночью. Берни распорядился не тревожить тебя во время работы, так что нам некого бояться.

–Очень похоже на западню.

–Ты так считаешь? А что…вполне вероятно…Вдруг Бернхард решил развестись и лишить меня детей?

–Ты этого боишься?– испытующе глянул на неё Чезорино.

Баронесса на минуту задумалась.

Пряча глаза, она признавалась:

–Если честно: то нет. Я была ужасной эгоисткой. Жила только для себя. Муж и дети никогда не были мне важны…и не слишком нужны…Любовь к тебе дала мне возможность переосмыслить жизнь. Я просто существовала, плыла по жизни, ничего не делая изо дня в день. Не пыталась ничего изменить, понять, привлечь чьё-то внимание. А сейчас я хочу знать, что происходит вокруг, что было раньше в глубине веков, почему и зачем существуют законы природы. Я наслаждаюсь каждым глотком воздуха и всё готова отдать за то, чтобы ты был рядом.

–Зила заболела,– вдруг угрюмо поведал её любимый человек.

–Пусть Драммонд осмотрит её.

–И так всё ясно: чахотка. Мне стыдно перед ней. Она угасает, а я совсем не уделяю ей внимания.

Августа всхлипнула, зажав рот ладонью.

–Работай, я не буду тебе мешать,– еле выговорила она и ушла.

Это были слёзы не только сочувствия, но и ревности. Её обожаемый Чезорино принадлежал не ей одной. Какие отношения у него в семье с женой? Может, он лжёт, что давно не любит Зилу? Мучения доставляли измышления по поводу того, как Чезорино и Зила проводят время наедине.

Определившись с узором и цветом, Малевольти-младший к вечеру велел принести стремянку. Он хотел опробовать фактуру краски, спектр цветов и прочность потолочного покрытия.

Полусонные слуги принесли требуемое, и удалились. Им было невдомёк: чего этот итальянец так надсажается на работе, им был неведом творческий порыв, пыл и изыскание.

Чезорино взобрался по лестнице с кистью и палитрой в руке, перебрался на стремянку, дощечки которой как-то жалобно заскрипели. Художник-оформитель не придал этому значения. Сделала пару мазков, оценивая и наблюдая, как впитывается краска. Вдруг доски под его ногами ушли куда-то в бок.

На шум от грохота упавшей стремянки прибежали слуги, Бернхард и Августа.

Итальянец распластался на обломках лесов без сознания.

Драммонд цыкнул на слуг, давая распоряжения: одному принести саквояж с лекарствами, другого, посылая за Оттавией, что живёт по соседству.

Баронесса, заламывая руки, подскочила к Малевольти. Положила его голову себе на колени, зачем-то растирала ему щёки.

–Он живой,– со слезами радовалась она.

–Принесла бы холодной воды,– проворчал муж.

–Я не оставлю тебя наедине с Чезорино, и не позволю ставить никакие уколы!

–Я же врач.

–А с Вирджем ты был врачом или убийцей?

–Ну и сиди тут одна со своим скульптором.

–Это ты подпилил стремянку, негодяй,– догадалась женщина.

–Не докажешь,– ухмыльнулся Бернхард.

Вбежал слуга с саквояжем.

–Достань нюхательной соли,– распорядилась хозяйка.

Слуга перевёл взгляд на хозяина.