Мимолетная улыбка мелькнула на моих губах. Затем волна тошноты охватила мое нутро, выворачивая наизнанку, и так по кругу, по кругу. Из ниоткуда в моей голове возник голос Дайаны Росс, и все, о чем могла думать, это о том, как Том отмахивается от меня, говоря, чтобы я перестала петь эту песню. А потом все, что я могла видеть, это образы из «Маппетов», и мне хотелось смеяться и смеяться, не потому что это смешно, а потому что очень и очень грустно.
Доктор Патель посмотрел на меня.
— Эбби, я собираюсь организовать для тебя встречу с консультантом по горю в больнице как можно скорее. Чтобы поговорить.
— Хорошо.
Доктор Патель продолжал смотреть на меня, но молчал, пока не пришла медсестра с колючими волосами. Я позволила передвигать себя, пока они осматривали и изучали мои ноги, снимали повязки, проверяли швы, говорили на непонятных мне медицинских терминах.
— Все выглядит хорошо, — прокомментировал доктор Патель, когда медсестра ушла, затем он скрестил руки перед грудью. — Ты больше ничего не вспомнила об аварии?
— Нет. Все по-прежнему как в тумане.
— Возможно, это никогда не изменится. Но дай себе время.
Время. Это слово. Опять эта теория. Если я дам себе достаточно времени, все будет хорошо. Время лечит все раны. Как неправильно. Как невозможно неправильно.
Когда я снова осталась одна, то попыталась проглотить еду, которую мне оставили, пока спала. Хлеб липнул ко рту. Кофе был горьким на вкус. Йогурт невкусный. Глаза слезились, и меня тошнило после каждого кусочка.
— Слава богу, ты ешь. — Лиам вошел в палату, держа в руках самый большой букет цветов, который я когда-либо видела. Белые лилии всегда были моими любимыми. Он поставил их на стол и обнял меня. — Как ты?
— Устала от людей, задающих мне этот вопрос, — огрызнулась я, а потом пробормотала: — Извини.
— Все в порядке. Я принес тебе несколько журналов. Тебе будет чем заняться.
Он поцеловал мой лоб, и я хотела обвить его шею руками, попросить унести меня, отвезти в безопасное место. Но потом я посмотрела на Лиама, и все, что смогла представить, это моменты, которые мы разделили с Томом. Игра в дартс или бильярд в пабе, их легкое подшучивание над моими музыкальными предпочтениями или обсуждение лучших футбольных команд. Не раз говорила, что это им следовало бы встречаться друг с другом, и была так счастлива, что нашла человека, который любит моего брата почти так же сильно, как я.
— Ты не должен был приходить, — прошептала ему. — Я же сказала, что позвоню.
— Я знаю, детка. — Лиам погладил меня по щеке. — Но это твой день рождения. Я не хотел, чтобы ты оставалась одна…
— Но в этом-то и смысл. Я должна быть одна.
Он сжимал и разжимал кулаки, держа руки по бокам.
— Эбби. Я…
— Послушай. — Я сглотнула, затем посмотрела прямо в его прекрасные волчьи глаза. — Я хочу, чтобы ты ушел, — громко произнесла, выпрямляя спину.
— Что…
— И я не хочу, чтобы ты возвращался.
Лиам нахмурился.
— Почему?
— Я не могу быть с тобой.
— Ты не понимаешь, что говоришь. — Он сделал шаг назад, обида застыла на его лице. — Я приду к тебе завтра. И послезавтра, и…
— Нет. — Я глубоко вздохнула. — Разве ты не понимаешь? Я не хочу, чтобы ты возвращался. Я не могу быть с тобой никогда. Совсем.
Он резко вдохнул, когда смысл моих слов дошел до него.
— Ты хочешь порвать со мной? Сейчас? Ты не можешь.
Я хотела прокричать «нет», но вместо этого сказала.
— Да, могу. Я должна.
— Нет, это не так. Ты слишком остро реагируешь и…
— Слишком остро реагирую? — закричала я, необъяснимо желая причинить ему боль. — Я не могу быть рядом с тобой, — каждое слово звучало кинжалом, способным пронзить его сердце. — Всякий раз, когда вижу тебя, я думаю о Томе. А он мертв. Человек, которого я любила больше всего, погиб из-за меня. — Я сжала кулаки, и мой голос упал до напряженного шепота. — Пожалуйста. Я не хочу объяснять. Я устала. Но я больше не могу сделать тебя счастливым. Так что уходи… просто уходи.
— Но, Эбби…
— Уходи!
Лиам уставился на меня.
— Отлично. Я пойду. Дам тебе немного времени. Но я позвоню тебе завтра.
— Ты что, не понимаешь, что я говорю? — Я снова закричала и увидела, как медсестра-блондинка просунула голову в дверной проем. Я покачала головой, и она отступила. — Мне не нужно время. Мне нужно, чтобы ты оставил меня в покое. Я ненавижу себя, а ты делаешь только хуже. Не делай еще хуже. Если ты любишь меня, то уходи.
Лиам засунул руки в карманы, открыл рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, передумал, потому что внезапно повернулся и пошел прочь.
Натянув одеяло до шеи, я крепко зажмурила глаза. Так и должно быть. Я знала, что по мере заживления моего тела сострадание Лиама превратится в обиду, ненависть, а затем, что хуже всего, в безразличие. И мне не хотелось видеть, как начнется эта уродливая трансформация.
Глава 24
Эбби