Соседи по квартире

Когда училась в Йеле, я подрабатывала в обеденном зале — вот и весь мой опыт в пищевой промышленности. Надеюсь, работа в «Левин-Глэдстоун» пойдет мне в зачет, потому что в театр устроиться непросто, а должность архивиста и специалиста по работе с клиентами выглядит круто. Теперь я понимаю, что Роберт дал мне не столько работу, сколько инвестиции в будущее.

Потом я возвращаюсь домой, открываю свои записи про Келвина, постановку и мою охоту за нью-йоркскими талантами, и, подобно карлику из сказки «Румпельштильцхен» братьев Гримм, пытаюсь преобразовать собственную черную тоску в золото будущей прозы, изо всех сил стараясь при этом не думать, что скоро придет Келвин, и тогда между нами все действительно будет кончено.

***

Я вовсю стучу по клавиатуре, на взводе от потока слов и двух бокалов вина, но все моя решимость тает, едва Келвин заходит в квартиру и вешает пальто на крючок.

Постояв немного с хмурым лицом у двери, он делает глубокий вдох и идет в комнату.

Сев на краешек журнального столика, тихо говорит:

— Тебя даже в лобби не было.

Келвин выглядит сильно уставшим: темные круги под покрасневшими глазами, а на месте фирменной улыбки красуется мрачная гримаса.

Закрыв ноутбук, я кладу его на столик.

— Я позвонила Брайану и уволилась.

Похоже, что мой ответ его не удивил. Опустив взгляд на сложенные руки, Келвин кивает. Я перестаю дышать, когда замечаю блеск его обручального кольца в свете уличных фонарей.

— Где твои мама с сестрой? — спрашиваю я. Сейчас уже далеко за полночь, а значит, спектакль закончился не меньше двух часов назад.

— Вернулись в отель.

— Им понравилось?

Он молча кивает.

— Уверена, они тобой очень гордятся.

— Думаю, да, — отвечает Келвин.

Снова это слово, будто звяканье монетки [имеется в виду ранее упоминавшееся звучание английского think с ирландским акцентом как tink — прим. перев.].

Эта ситуация совсем не похожа на мое расставание с Брэдли, когда единственное, что нам требовалось сделать, — всего лишь поставить точку. Сейчас же у меня сердце болит. Оно с силой сокращается, словно нарочно пытаясь удержать меня в этом моменте — где, для того чтобы найти себя, мне нужно потерять Келвина.

— Я рассказал им про Аманду, — потирая несуществующее пятнышко на брюках, говорит он. — Они в бешенстве. Но справятся.

Я не знаю, что ему ответить. Поэтому только сочувственно хмыкаю.

Келвин встречается со мной взглядом.

— А ты?

— Справлюсь ли с этим я?

Он кивает.

— Возможно, — отвечаю я. — Но не сразу. Нет, я прекрасно понимаю, почему ты их обманывал. Ты не хотел, чтобы они о тебе беспокоились. Но потом не рассказал и мне. Наверное, все это было просто… удобно. Мне и так трудно поверить в искренность твоих чувств, а твое ожидание, что я буду отзываться на другое имя, мало помогает делу.

— Я готов еще раз объяснить тебе все, о чем только попросишь, — говорит Келвин. — Тогда я просто запаниковал. И понимаю, что с твоей точки зрения все выглядит очень плохо.

— Это точно, — подняв на него взгляд, замечаю я. — И хотя мы можем обсудить Аманду и все, что с ней связано, вряд ли ты сможешь объяснить историю с Натали.

Келвин подается вперед и берет обе мои руки в свои.

— С Натали у меня ничего нет. Когда она позвонила мне тогда, я ответил, что теперь в отношениях. И не просил позвонить мне позже, — он наклоняется и целует мои ладони. — Я повел себя как трус, когда не рассказал родителям про Аманду. Надо было просто взять себя в руки и не молчать. И да, изначально я женился на тебе, чтобы остаться в стране, но моя любовь к тебе — не ложь. Я идиот, раз решил, будто ты станешь врать вместе со мной. Просто… — покачав головой, Келвин смотрит в окно. — В тот момент, кажется, я толком не разобрался в собственной голове. Но сейчас я здесь и сделаю что угодно, чтобы наладить наши отношения.

Я внимательно всматриваюсь в его лицо. Гладкая кожа, беспокойный взгляд зеленых глаз, слегка пухлые губы, которые я целовала тысячи раз. Келвин выглядит сейчас таким несчастным, а мне даже нечего сказать.

— Я все испортил, — шепчет он и закрывает глаза. — Все разрушил.

Господи.

Как же больно.

Терпеть не могу этот момент. Ненавижу.

Когда Келвин открывает глаза, я понимаю, что не хочу, чтобы он уходил. Но мне придется сказать ему об этом. Мы оба порядочно запутались.

— Как и говорил, я вернулся собрать вещи… — начинает он и замолкает.

Я пытаюсь сглотнуть, но безуспешно. В горле, в груди, в животе, — во всем теле больно и пусто.

— Да.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Нет. Не хочу. Но сейчас мне необходимо, чтобы ты ушел.

Опустив голову и глядя в пол, Келвин спрашивает:

— А хочешь ли ты оставаться в этом браке?