Соседи (СИ)

Ульяна всё-таки развернулась. От прежнего благодушного настроения не осталось и тени, а ожесточённое выражение её лица сообщало заходящемуся сердцу об одном: пропустила мимо ушей. Глядя на дочь, Надежда ясно понимала, что у Ули ветер в голове свищет, что она околдована Черновым, как когда-то была. Надя думала, те времена прошли безвозвратно, а последние пять лет благодарила небеса за собственную интуицию, за то, что Егора удалось предсказать наперёд, что… И вот теперь — опять. Всё начинается заново…

«Валечка, прости… Это выше моих сил… Дочь у меня единственная»

— Буду. Буду доказывать, мама, — Улино лицо перекосила гримаса эмоции, которую Надежде никогда раньше видеть не доводилось и сходу определить не удалось. Боль, отчаяние, решимость, готовность защищать — все вместе отражалось в глазах её дочери. — Я надеялась, до этого разговора не дойдет. Но раз так… Я передумала! Ты молодец, конечно, судить, не зная, откуда эта ссадина, ободранные руки и порванная куртка, — Улины ресницы широко распахнулись, а в глазах вспыхнуло пламя, в котором Надежда начала гореть, предчувствуя, что сейчас услышит нечто страшное. — Так вот! Отметелил он мудака, который… В общем, который пристал ко мне тем вечером… В подъезде.

«Господи Иисусе…»

Ванная закружилась. В неё уперся прямой, выжидающий взгляд лазурно-синих глаз, доставшихся Ульяне от отца, и во взгляде этом решимость, граничащая, казалось, с безумием, сменялась сожалением, что пришлось сообщать такие вести.

— В каком смысле… Как это… Пристал? — хватаясь за косяк, прохрипела Надежда. Силы утекали из неё с каждым мгновением, их не хватало даже на голос. Закончился воздух, ноги перестали держать, а глаза — видеть.

— В прямом, мама, в прямом. Руками, — прикрыла веки Уля. — «Руками… Господи Боже… Спаси и сохрани!». — А сейчас Егор встречает меня после вечерних занятий, чтобы я одна в темноте по району не ходила. Тратит на меня своё время. Мама… — Уля вновь вскинула ресницы, и Надежда явственно увидела на них воду. — Перцовый баллончик на следующий день мне принес. Вон, в сумке лежит, проверь, если не веришь. Мама, перестань! Перестань выставлять его исчадием ада! Мы с тобой, похоже, не сечём в людях ни черта.

Самый страшный ночной кошмар Надежды обернулся явью, а она об этом только-только узнала… Голова не соображала, мозг скопытился, превратился в желе… Она с трудом воспринимала слова своей дочери. Отметелил…

— Уля… Я… Я же не… Почему ты тогда ничего не сказала?!

Ульяна ахнула, словно удивляясь, что мать не понимает таких очевидных вещей:

— Чтобы тебя на скорой в больницу не увезли с сердечным приступом! Будто бабушки тебе в тот день не хватило!

Как спросить? Как спросить её о главном? Как сохранить рассудок после услышанного и того, что услышать лишь предстоит?

— Уля… Тот парень… Он же… ничего тебе не сделал?..

Ульяна молчала. Эта тишина висела над головой готовой сорваться гильотиной, самые жуткие предположения атаковали голову, успев растерзать сердце в клочки. Пожалуйста, только не это… Только не…

— Нет. Лишь благодаря Егору, — твёрдо, глядя прямо в глаза, произнесла дочка. — Мама…

«Лишь благодаря… Спасибо, Господи! Уберёг мою доченьку…»

Какой клуб?! Какой к чертям собачьим после всего случившегося клуб?! Она с ума сошла? Она сошла с ума!

— Ульяна… Ты остаешься дома. Это слишком опасно.

Выражение Улиного лица сообщало об ответе, который Надежде предстояло услышать. Дочка ещё не открыла рот, а она уже видела: её требования Ульяну не остановят. Надежда слово в слово помнила всё, что дочь сказала ей в прошлую крупную ссору и, чего таить, страшилась, что свои угрозы она исполнит. Отпускать Улю от себя, не иметь возможности держать её на виду, контролировать хоть как-то… Доживать дни в одиночестве, без её тепла… Никто стакан воды не подаст… Неужели она и впрямь сможет бросить собственную мать? Неужели Надежда эти слова заслужила? Чем?

— Давай я себя теперь вообще тут замурую! — в отчаянии воскликнула Ульяна. — Я не собираюсь запирать себя в квартире и пропускать всю свою жизнь! Как видишь, за меня есть кому вступиться! Ты этому радоваться должна, а не психовать! Почему ты пытаешься оградить меня от жизни? От людей?

— Я не пыт…

— Пытаешься! Мам, если так продолжится, я реально съеду! — швыряя в косметичку баночки и кисти, продолжала кричать она. Ее тихая, спокойная дочь орала, как полоумная — на радость соседям. — Я тебе уже говорила! Найду себе комнату, сяду на гречку, но я съеду. Я тебе клянусь! Я так больше не могу! Если ты меня не отпустишь сегодня, завтра ты меня тут не увидишь! Я взрослый человек, дай мне дышать!

— Да кто же тебе не дает?!

Ульяна уставилась на неё взглядом затравленного, загнанного в угол, но готового биться за свою жизнь до последнего дикого зверька.

— Меня ждут внизу, мама…