— Такой цели сегодня не было, — сдержанно ответил Егор, скользя блуждающим взглядом по помещению и размышляя о том, что перед уходом неплохо бы сделать парочку кадров общего плана, найти и отснять интересные решения в интерьере и хотя бы полчаса потратить на репортажную съемку, отщелкав стафф и девочек в рабочем угаре. Разглядывая лица, подумал, что ведь не от хорошей жизни они все тут оказались, хотя некоторые и впрямь умудряются получать удовольствие от своего дела.
Взять, например, ночные клубы, опустить пилонщиц и гоу-гоу, часть из которых действительно пытается что-то здесь ловить. Ну вот, например, фейс-контроль. Как-то Егор после выступления группы сцепился языками с охранником и много интересного узнал. Оказалось, мало кто из этих ребят приходит в профессию, потому что всю жизнь спал и видел себя вышибалой в злачном местечке. В основном сюда приводит нужда: все хотят более или менее вкусно кушать, нормально одеваться и не отказывать себе в удовлетворении других базовых человеческих потребностей. Поэтому ночью они пьяных посетительниц со стоек снимают, а утром разгружают товар на каком-нибудь складе. Бармены тоже: ночью короли шейкеров, днем иногородние студенты последних курсов. Хочешь не хочешь — а жизнь заставит вертеться. Ужом на сковородке, под потолком на шесте.
— Блин, но как-то же ты это делаешь! — чуть помолчав, снова воскликнул Вадим. Никак не угомонится человек: всё ему кажется, что-то от него пытаются утаить.
Егор не ответил. Как-как? Да никак. Ну нравятся девочкам харизматичные растрёпанные мальчики с фотоаппаратом на шее, с гитарой наперевес, вот и весь секрет. Добавь к этому ревущего железного коня — и всё, уноси готовенькой. А толку? Прав Корж. Только не «надоело» — задрало. Задрало, что они, ослепленные внешностью, образом, за фотоаппаратом и гитарой не видят больше ничего и не желают. Как сороки пикируют на блёстки и мишуру. Ведутся на смазливую рожу, даже не пытаясь заглянуть за парадный фасад. Учуяв запах славы, занимают охотничью стойку и поднимают лапку на дичь. Они хотят доступа к телу, огненного секса, искр из глаз. Самоутвердиться. А остальное…
А остальное — третьестепенно. Всем этим охочих до острых ощущений девкам, наверное, интуиция нашёптывает, что лучше в него не вглядываться, потому что можно обнаружить страшное. Всё верно. Он и сам себе уже остоебенил с этим своим потребительским подходом к живым людям. Задрало брать, пользоваться, а после без малейшего сожаления выбрасывать из жизни, абсолютно ничего не чувствуя. Хотя нет, почему? Раз за разом он ощущает одно и то же — гнетущее разочарование, иногда с примесью безысходного, бессильного, немого отчаяния. Понимание, что именно их всех так привлекает и каков будет закономерный итог, зарождению иных чувств не способствует.
Замкнутый круг. Который ему не разорвать.
Почему? Да потому. Потому что за тридцать лет любить он так и не научился и, похоже, уже не научится. Ведь откуда, по сути, берется эта любовь? Любовь рождается из привязанности, а привязанность из доверия. Но первое, что в своей жизни Егор усвоил действительно превосходно, так это то, что доверять и уж тем более привязываться ни к кому нельзя. А как усвоил, так и ничего не может с собой поделать — вновь и вновь проверяет мир на вшивость, провоцирует людей, отталкивает и смотрит, что будет дальше. Вокруг него сотни знакомых, а проверку — да, жестокую, — два с половиной человека прошли: мать, которая с ним намучилась, всегда и во всем поддерживающий её отец и, может, Анюта. Хотя здесь фифти-фифти: свои интересы у неё, конечно же, имеются.
Баба Нюра вот еще…
Двоих из этих трех с половиной уже нет в живых.
— Соседка твоя — непробиваемая, — не дождавшись комментариев, удрученно возвестил Вадим. — Ни мороженое её не берет, ни цветы, ни шарики. В рестик вот хотел сегодня сводить, но тут ты написал, пришлось ускориться и ограничиться ближайшей кафешкой. Обычно мне меньше времени надо, чтобы девчонку заинтересовать, а эта просто кремень какой-то.
«Очень хорошо…»
— А чего ты хотел? — отозвался Егор глухо. С одной стороны, поступившая информация порадовала, а с другой, что-то нет особого желания дальше слушать. — Цени.
— Но, конечно, бомба… — продолжил тот мечтательно, пропуская рекомендацию мимо ушей. — Фигура отпад, личико, как у куколки, и при этом такая беззащитная вся, так и хочется её…
«Заглохни уже, а?!»
— Кто-то говорил про серьезные намерения, — пристально взглянув на страдальца, раздраженно перебил его Егор. — Неужели вся цель — очередную девчонку в постель затащить?
Судя по округлившимся глазам, Вадик на память не жаловался и диалог у «Ямахи» в черепной коробке хранил. А лицо-то, лицо! На лице выражение а-ля: «Да как ты мог обо мне такое подумать?!». Вот так — вот так и мог. На основании былых подвигов.
— Нет! То есть… Когда-нибудь да, конечно, но желательно, чтобы это «когда-нибудь» не через год случилось, — вздохнул Стриж и после небольшой паузы задумчиво добавил: — Но сдаваться-то я не привык!