Соседи (СИ)

Метель, плач старых половиц всё громче и громче, кто-то приближается. Кто-то идёт по твою душу. Тонкий, пахнущий сыростью плед не спасёт, прячься под ним с головой, сколько хочешь – не спрячешься, не скроешься. Вонючая склизкая тряпка, бурая от песка ледяная вода, отказался драить полы и за это расплатишься – тебе не простят. Страх. Тебе мало лет, пять всего, и страх всё еще силён. Голос высоко над тобой гремит тягучими перекатами грома, требует: «Вставай!». Молчишь, выполняешь. Тучное пятно плывет по узкому обшарпанному коридору, ведёт на выход. Майка, треники, стоптанные ботинки, они-то тебя и спасли от верной смерти. Двор. Холод. Снаружи и внутри. Совсем ничего не чувствуешь и не ждёшь. Кому ты нужен? Вялость, сонливость, забытье. Тепло. Нестерпимая боль, зуд, жжение, волдыри. Обморожение, горячка, воспаление легких; застывшая пузырями, облупленная краска старых больничных стен. «Живучий, падла».

Капeль, плач старых половиц всё громче и громче, кто-то приближается. Кто-то идёт по твою душу. Плед другой, чуть толще и жёстче, чуть колючее, а половицы скрипят чуть жалобней. Совсем скоро тебе восемь и ты не боишься вообще ничего. Равнодушно ждёшь кары. «Вставай. Одевайся. К тебе пришли».

«Егор Артёмович? День добрый. Из межмуниципального отдела МВД России Зеленчукского района вас беспокоят, — интонации кавказского говора на том конце трубки блокируют работу легких. — Егор Артёмович, кем вам приходятся Валентина Ивановна Чернова и Артём Витальевич Чернов?.. Егор Артёмович… Моральный долг обязывает сообщить, что ваши мать и отец пропали без вести в Марухском ущелье. Согласно показаниям группы очевидцев, сорвались с тропы. Поисковая операция прекращена сегодня утром. Примите мои соболезнования».

Ты один. Снова.

Всегда.

 ***

За окном светает, просыпаются первые птицы, но разбудило не их жизнерадостное пение, а очередной ночной кошмар. Там, во сне, кричал исступлённо, а проснулся с придушенным стоном – как обычно. С тех пор как собрался и уехал прочь, прошло шесть дней, а сегодня, выходит, неделя. Первое сентября, День знаний. Чем ближе годовщина их смерти, тем ярче и наполненнее кошмары, тем больше они походят на ожившее прошлое, что исподволь, мороком просачивается в настоящее, желая свергнуть реальность и захватить трон. Прошлое крадётся, крадётся, готовит ползучий переворот. Здесь и сейчас одиночество ощущается как нигде и никогда. Уезжал оклематься, вернуть голову на плечи, остыть, протрезветь, выздороветь, но побег не спас, наоборот, кажется, лишь усугубил положение. Стоило лишить себя света, и захлебнулся во тьме. Она спасала от кошмаров, а теперь с ними один на один, один на один с собой.

Неделя показала, что бегство – дохлый номер. Взгляд Ульяны, к которой заглянул вечером того злосчастного дня, чтобы сообщить, что какое-то время из школы ей придется добираться самостоятельно, до сих пор перед глазами. До – отрешенный, укоризненный, бесцветный, а после – недоумевающий, встревоженный, затяжной. «Уезжаешь? Почему? Надолго?».

Дорожная сумка у ног, гитара за спиной. Лишь плечами неопределенно повёл, не найдясь с подходящим ответом. «Нужно побыть в тишине», — что-то такое ляпнул ей. Не смог сказать в лицо, что от неё бежит, как? В тот момент потребность где-то скрыться, не находиться близко ощущалась необходимостью, вопросом жизни и смерти. В пределах сотни километров от Москвы – миллион и один вариант, где спрятаться, а сбегал по первому адресу, всплывшему в памяти. Весной Анька ездила туда с мужем и после рассказывала, что там классно, тихо и нет связи.

«Заказывай такси, не шарахайся одна по району. Пока». Даже кривую-косую виноватую улыбку удалось из себя на прощание выдавить, но ответной не дождался. Да и не ждал, честно говоря. Поднял сумку, развернулся и вперед. Внизу уже ожидало такси.

Классно, тихо и нет связи. И её нет.

Нет.

Её нет, но она есть. В мыслях она постоянно рядом, от неё не избавиться, не спрятаться в глуши. Нигде! Незримо она здесь.

Незримого недостаточно.

В гробу такое видал, да?

Да.

Строчки из-под руки летят бездумно, одна за одной складываясь в четверостишия, восьмистишия. Скомканные листы летят в урну. Затворничество не спасло, не успокоило, наоборот: за минувшую неделю страх стал животным, разодрал внутренности и обглодал кости. Эмоции и чувства, причиной которым она, постепенно упорядочившись, соткались в единое полотно. Но до сих пор не осели, до сих пор завихряются в восходяще-нисходящие потоки и с ума сводят всё так же. По-прежнему оглушают. Не знавшая подобных нескончаемых штормов душа никак не может привыкнуть к новому состоянию.

А дальше что? За поворотом? Снова потеря? Как-то иначе в жизни может быть?