Соседи (СИ)

Голова отказывалась давать ответы и принимать решения, шум в ней нарастал вместе с внутренним давлением, а душа металась: в ней желание предотвратить грядущую катастрофу боролось с пониманием, что дочь её счастлива. Это очевидно, ведь и сама Надежда пребывала в подобном состоянии. Нет, Витя – это совсем другое. Витя во всех смыслах положительный мужчина: умный, галантный, внимательный и обходительный, с безупречной репутацией и без дурных привычек. Витя из кожи вон лез, чтобы заслужить её, Нади, доверие. А Егор, да простит её Валя, – это же горе луковое, а не парень. Так ладно бы просто безобидное горе луковое – нет! Прожигающий жизнь шалопай и ловелас, и если чего от него ждать, то лишь беды.

Что делать?

Из транса Надежду вывел звук поворота ключа в замке. И вместе с ним сквозь заполонившие разбухший череп помехи пробилась мутная мысль: слишком поздно вмешиваться, всё уже случилось. О том, как предотвратить страшное, думать нужно было раньше, а теперь остается лишь одно – ждать и готовиться. Завтра, край через неделю, Ульяна осознает, что не нужна ему, жестокая правда ей откроется и квартиру затопит соленой водой. Случится это совсем скоро. Тем и лучше, тем легче переживёт: не успеет влюбиться до беспамятства, не успеет себя потерять, а в душе не успеет пышным цветом расцвести надежда.

Вот дверь захлопнулась, и дочь стремглав промчалась в свою комнату, даже не повернув в сторону кухни головы.Крепче обхватив себя руками, Надя напряженно вслушивалась в наполняющие квартиру звуки жизни: хлопанье дверец шкафа, скрежет расстёгивающейся молнии, шуршание тканей. Налитое свинцом тело прибило к стулу – силы утекли из неё, кухня кружилась.

— Ты что, дома? — раздался вдруг недоумённый возглас. — Почему валокордином пахнет?

С трудом оторвав взгляд от цветастой черногорской скатерти, Надежда попыталась сфокусироваться на источнике звука. Ульяна высунула голову в коридор и таращилась на неё теперь во все свои испуганные глаза.

— Как видишь… — тихо отозвалась Надя. Злость, родившись, поднималась к сдавленному горлу и рвалась наружу, требовала выплеснуться на эту маленькую безмозглую головку.

— Давно? — севшим голосом поинтересовалась Уля.

Надя перевела взгляд на настенные часы, пытаясь вспомнить, когда попала в квартиру. Наверное, часа три уже есть. Так уж вышло: Зое позвонило вышестоящее начальство и попросило к двум часам дня быть на рабочем месте – шишка там какая-то с внеплановым визитом в её больницу решила наведаться. Пришлось собираться куда раньше оговоренного. Если бы она только знала, что её здесь ждет…

— Достаточно давно…

— А… почему не позвонила? — прислоняясь к косяку, прошелестела Ульяна. Всё она уже поняла, а сейчас просто-напросто пыталась убедиться, что поняла правильно. Что же… Пальцы впились в истерзанное за минувшие часы кухонное полотенце.

— Не хотела отвлекать.

Даже с такого расстояния было видно, как от лица дочери отлила, а потом прилила к щекам кровь. Гордо вздёрнув подбородок, Уля долго молча сверлила её вмиг ожесточившимся взглядом, а после не придумала ничего лучше, как спрятаться в собственной комнате. Снова послышалось шуршание, что-то упало, Ульяна чертыхнулась под нос. Миг – и пролетела по коридору в ванную, загремели её бутыльки.

— Мы уезжаем, мам. За город. Вернусь или завтра вечером, или послезавтра днём, — послышался звенящий напряжением голос.

Приплыли.

«Еще чуть-чуть дашь собой попользоваться?»

— Как ты могла?..

Вертевшийся на языке и всё-таки сорвавшийся с него вопрос был адресован в никуда, ответа Надежда не ждала. Могла. Голос ослабел, но Ульяна, конечно, всё услышала: перезвон стеклянных баночек прекратился. Надя не понимала, чего в ней больше: злости на дочку или на себя? Разочарования в дочке? Или в себе? Страха? Непонимания, что делать? Делать ли вообще? Или это всё чувство собственного бессилия? Что тут сделаешь? Её дочь выросла, её дочь хочет всё «сама», «сама», «сама», отказывается слушать, грозится отселиться, вот уже и квартиры смотрит. А ей, Наде, только и остается, что молча наблюдать и безостановочно молиться, уповая на лучшее. Больше ничего она не может.

Спустя пять, десять или пятнадцать минут – Надежда совсем потерялась во времени – Ульяна возникла на пороге кухни со спортивной сумкой наперевес. Замерла, но лишь на мгновение, подлетела и, обвив шею теплыми руками, распухшими губами поцеловала в щеку.

— Мам, я влюбилась! Ну порадуйся же за меня наконец!

«Ой, дурочка… В кого?!»