— Каждый день здесь, Иван Петрович, с рассвета до заката. Ни разу ещё не пропустила, — вздохнул Сергей с какой-то обречённостью. — Вон она. На лавочке. Видите, да? — замолчал и, дождавшись неуверенного кивка, продолжил: — Я уж не знаю. Там дубак, ветрила, а она всё ходит и ходит. Как не заболела до сих пор, удивительно. Может, и заболела, кстати… Такие дела. Аж подстегивает, знаете?.. — голос реаниматолога внезапно дал эмоций, и в ту же секунду стало яснее, что им движет. Что именно подталкивает его к шагам, которые самому Ивану Петровичу – человеку, чувств не чуждому, но всё-таки в работе не позволяющему им брать верх над разумом – кажутся несколько опрометчивыми. — Любовь… Меня б так кто любил… В общем, рассказываю ему, что на улице у неё происходит. Говорю, что его тут ждут. А не там, — подбородком указал он на потолок.
«Любовь… Смысл жизни»
— Понял, — рассматривая детскую фигурку, пробормотал заведующий. — А почему не пускаем?
Девушка подняла голову. Кажется, её привлекали окна отделений. На такие мысли наводило еле уловимое движение головы снизу вверх, слева направо. Понятно всё: не знала, за которым. Искала. Налетела на него взглядом, задержалась ненадолго и отвернулась.
— Так не положено же, Иван Петрович, — откликнулся Серёжа удивлённо. — Не родня ведь. Родня так и не объявлялась.
— Не жена? — продолжая пристально следить за девушкой, зачем-то уточнил Иван Петрович.
Всё. Грузно, так, словно вся тяжесть неба лежала сейчас на её плечах, поднялась, ещё раз обвела глазами стену корпуса, развернулась и нетвердой поступью пошла. Время – почти восемь вечера. На улице минус пять градусов.
— Нет.
— Откуда знаешь? — недоверчиво покосился заведующий на Сергея. Уж больно уверенно звучал ответ.
— Так её уже всё отделение знает, Иван Петрович! — Серёжа даже планшетом своим в воздухе дугу описал, чуть при этом не задев дорогостоящую аппаратуру. То был, видимо, жест, призванный проиллюстрировать, насколько далеко по больнице распространилась весть. — Весь штат, от санитаров до поварихи. На охране о ней всё уже выяснили. От неё же, к слову. Ульяной звать. Ой, Иван Петрович, там история – для кино, — с какой-то словно бы безысходностью махнул врач рукой. — Заслонил её собой на дороге. Говорят, первое время всё прорывалась сюда, но, сами понимаете, пустить не можем. Наверное, Марь Сергеевна пусть вам лучше всё расскажет, если вам интересно. Там целая драма у них. Марь Сергеевна лично ей успокоительное колола, когда та ревела у нас тут белугой. Заодно и выяснила, что к чему. Потом сюда пришла взглянуть на него. Меня застала, рассказала, что да как. На что я себя сухарем считал, и то… Прям как-то сдавило аж всё внутри нехорошо. Да.
Нервным движением отправив в карман свою ручку, Сергей продолжил мрачно:
— Сегодня шестое число – семь суток, как он здесь. А она шесть. Смотрите… — кивнул он на монитор. — Видите? Давление и ЧСС…
«И впрямь…»
— Да, вижу… Вижу… Хорошо… — задумчиво протянул Иван Петрович, наблюдая за тем, как мучительно медленно, но всё же продолжают меняться указанные показатели.
История – одна из множества историй, что ему довелось услышать на своем веку. Но почему-то задела струны души. Вспомнилось, как по молодости сам попал в хирургию. Как жена его, Машенька, к нему каждый день бегала. И как он ждал. Знал, что обязательно придёт, и это знание придавало сил. Кроме Маши никто не ходил: старые родители доживали своей век в другом городе, друзей здесь завести не успел. А от неё никогда ни одной отговорочки не прозвучало: находила любую возможность приехать, чтобы рядом побыть.
— Серёжа, вот скажи мне, в чём наше предназначение? — вновь подойдя к окну и бросив короткий взгляд на пустой сквер, задумчиво спросил Иван Петрович. — Зачем мы в эту профессию пошли?
Сергей озадаченно уставился на начальство. В глазах читалось: подковырку в вопросе ищет.
— Ну как это – зачем?.. Я с детства мечтал жизни спасать, — чуть помолчав, ответил он.
— Верно говоришь, — согласился Иван Петрович. — И я. А как ты считаешь, так уж принципиально важны методы, к которым мы для спасения жизней прибегаем?
Вскинув подбородок, сложив руки на груди, заведующий отделением выжидательно смотрел на вытягивающееся лицо врача. Тот пока явно не понимал, к чему он клонит.
— Считаю, что важны, Иван Петрович… Протоко…
— Да причем тут протоколы?! — всплеснул Иван Петрович руками. — Наша цель – жизнь. Так скажи мне на милость, какая разница, к каким методам мы в нашей борьбе обращаемся?
Во взгляде Сергея пока продолжало плескаться лёгкое недоумение, а Иван Петрович с удивлением для себя самого констатировал, что не на шутку завёлся. Это плохо.