Соседка

Джулия не знала, сможет ли вообще когда-нибудь стать равнодушной к Полу. Она слишком хорошо его знала. Слишком давно любила. И последние три года боролась со своими чувствами к нему.

Однако на самом деле ничего не изменилось в ее отношении к Полу. В его отношении к ней тоже ничего не изменилось. Она знала это. Чувствовала. Он был все тем же Полом. Легким в общении и забавным, проницательным и остроумным, внимательным и страстным… Когда давал себе волю. Когда забывал о том, что все теперь по-иному, что она теперь иная.

Джулия всегда замечала, когда он об этом вспоминал. Его взгляд падал на ее живот, он начинал говорить, а затем вдруг останавливался, и тон его менялся, становился невыразительным, и почти незаметно, но совершенно определенно Пол отдалялся.

Тогда Джулия понимала, о чем он вспоминает. Не только о ней с ее детьми, но и о прошлом — о другой женщине, о другом ребенке, — о том, что он любил и потерял… Тогда ей хотелось плакать. Но она не плакала. У нее хватало для этого инстинкта самосохранения. Она ничего не говорила или говорила какие-нибудь малозначащие вещи, чтобы отвлечь внимание Пола, заставить его улыбнуться и сменить тему.

Она как-то пережила этот вечер. Вежливо поблагодарила его. И была искренно признательна за то, что он помог ей добраться до квартиры. И поблагодарила за это тоже.

Пол кивнул.

— Береги себя, Джулия.

— Хорошо, — ответила она. — Еще раз спасибо. — И небрежно добавила, словно они снова стали друзьями: — Как-нибудь увидимся.

Может, так оно и было. Однако, улегшись в постель, Джулия дала волю слезам.

На следующее утро Пол ее не увидел. Да он и не стремился к этому. Только потому, что там было лучше освещение, он сидел у окна гостиной, делая наброски для статьи. Он же не был виноват в том, что с этой точки хорошо просматривалась лестница. Пол видел, как четыре раза спустилась и поднялась миссис Джоунз. Он видел Дженкинсов — семейную пару, жившую на шестом этаже. Он видел их уборщицу, и еще кузину миссис Джоунз, Элинор. Но не Джулию.

Может, она ушла с Сесилом, подумал он. Пол постарался прогнать эту мысль и сосредоточиться на статье. Но у него кончились чернила в ручке.

— Ну и черт с ней! — пробормотал Пол и, встав, прошел через квартиру в свой садик.

Помидоры поспели. Несколько штук он сорвал вчера вечером для салата, сейчас собрал немного больше. Услышав шум наверху, на террасе Джулии, он поднял голову и увидел, что она развешивает белье. Только свое.

— Привет, — крикнул Пол. — Я принесу тебе помидоры!

Он не дождался ее ответа и, пройдя в кухню, сложил помидоры в пакет.

Когда Джулия открыла дверь, он сунул пакет ей в руки.

— Все равно они скорее твои, чем мои. Если бы ты их не поливала… — Пол пожал плечами и криво усмехнулся. — В общем, они обязаны тебе жизнью.

— Поэтому ты предлагаешь мне их съесть1? Вряд ли это будет справедливо.

— Жизнь вообще несправедлива к тебе, если ты помидор.

Они уставились друг на друга. Смятение в обоих нарастало.

— Ты сегодня… выглядишь лучше, — наконец произнес он. — Ты и вчера выглядела великолепно. Но…

Пол беспомощно пожал плечами.

— Вчера я выглядела измученной. Да и была такой. Спасибо за помидоры. — Джулия не пригласила его войти. Она уже собиралась закрыть дверь, когда вдруг вскрикнула: — Ой!

Пол заметил, как дернулся пакет в ее руке.

— Что случилось?

Джулия чуть заметно улыбнулась.

— Он… или она… кто-то толкнул меня.

Глаза Пола уперлись в выпуклость, прикрытую пакетом с помидорами. Джулия убрала пакет и натянула рубашку на животе.

— Смотри.

Он зачарованно смотрел на живот, который, казалось, готов был лопнуть.

— Потрясающе, да?

Во рту у Пола пересохло. Он открыл его, чтобы сказать что-нибудь, но не нашел слов. Потрясающе? Да. Его внезапно пронзила боль от нахлынувших воспоминаний. Воспоминаний о дне, когда Шейла впервые ощутила шевеление их ребенка.

Она схватила его руку и прижала к своему животу.

— Чувствуешь? Ты чувствуешь это, Пол? Глаза жены светились нетерпеливым желанием разделить чудо с ним.

Он стоял и ждал. Но толчки были слишком слабыми. Ребенок был совсем еще крошечный. Его движения вряд ли можно было почувствовать, не говоря уж о том, чтобы увидеть. Наконец он покачал головой, и Шейла в утешение поцеловала его.

— Скоро, — пообещала она. — Скоро ты почувствуешь.

Но этого так и не случилось. Через неделю Шейла погибла…

Пол наконец обрел дар речи. Отвернувшись от Джулии, он хрипло пробормотал:

— Я должен идти.

Воспоминания всегда были рядом, готовые всплыть в любой момент и разрушить то неповторимое, что возникало между нею и Полом.

Джулии захотелось выбросить его паршивые помидоры. Изо всех сил стукнуть кулаком по двери. Или ударить Пола. Но она не могла. Не могла злиться на него. Она знала, как ему больно.

Ей слишком хорошо запомнился тот вечер, когда он рассказал о Шейле и ребенке. И страдание, звучавшее в его низком, хриплом голосе, с трудом сдерживаемые слезы.

Как можно сердиться на человека, который столько перенес, столь многое потерял? Нет, нельзя.