Сословные условности

– Неверно! Надо дружить с самым-самым правильным человеком, потому что за ним и прокурор, и сила закона, – пояснила бывшая отличница. – За это надо выпить.

Выпили за силу закона, и отдельно просто за силу.

– Выходит, кабздец Мухе, – печально сказала Наташа, которая представила, как Муху раскулачили, и он идёт босой и несчастный по дороге с узелком на палочке, а за ним его голодные детки, бабы и беременная служанка.

– Вот это правильно, – согласилась прокурор Смирнова и посмотрела на Наташу стальным тяжёлым взглядом. – Всем вам кабздец! Неужто ещё не понятно?

– А тебе никого не жалко? – спросила Ирка.

– Почему? Деток моих жалею, бабку ихнюю, мать мою тоже жалею. Думаешь, прокуроры бессердечные? Ещё какие сердечные.

– Давайте, выпьем за сердечность, – предложила Наташа. – Да нам, пожалуй, пора двигать.

Выпили за сердечность.

Из квартиры прокурора Смирновой бежали пешком по лестнице, выскочили из парадной и понеслись по Московскому проспекту энергичным шагом, остановились и перевели дух только у метро «Парк Победы». Зашли в парк, сели на лавочку.

– Говорят, в парке Победы завёлся маньяк, пристаёт к женщинам, – сообщила Наташа.

– Знаешь, мне после прокурора Смирновой никакой маньяк не страшен, – призналась Ирка.

– Ты американская гражданка, чего тебе прокурора бояться? Это нам кабздец, она сказала.

– Ага! Ты разве не знаешь, что американские граждане все поголовно шпионы. Я телевизор в отеле смотрела по вечерам.

– Не бойся, подозреваю, пока ты никакому правильному человеку дорогу не перешла, тебе можно закона с его силой не бояться.

– Как же не перешла? Я такому правильному человеку, которого ты прозвала Седым, отказала в любезности, не отдалась.

– Пусть найдёт тебя сначала.

– А чего искать? Спросит у Смирновой или ещё какой-нибудь другой законницы, где я проживаю, и явится. Это у Смирновой в Америке никаких концов, а у нас мы все у неё как на ладони.

– Для этого ещё Муха должен ему твою фамилию сказать.

– Да Муху и пытать не надо, наверняка, уже всё доложил, кто есть ху.

– Ну тебя, не выдумывай страсти.

– А чего выдумывать? Всё уже выдумано до нас. Мне бабушка рассказывала, она красивая была, так одевалась во что похуже, чтоб не позарился никто из этих вот, из правильных.

Тут Наташа вспомнила историю, как одна воспитательница детского сада приглянулась одному чуваку, и не какому-то важному шибко правильному человеку, а всего-то …, тьфу! И случилось это всё не в те давние времена, когда Иркина бабушка была красавицей, а вот совсем недавно.

– Расскажи мне лучше чего-нибудь хорошее, – попросила Ирка, – чтоб успокоиться, а я пока такси вызову.

– Не знаю я ничего хорошего. – Наташа приуныла.

– Знаешь. Тебе сантехник твой наверняка звонил, а ты молчишь как партизан.

– Да! – обрадовалась Наташа, ведь это было определённо нечто хорошее, даже очень. И как только она забыла Ирке об этом рассказать. – Звонил, конечно. Он уехал куда-то под Москву, они там у какого-то правильного человека чего-то строят, ну сантехническое. Мы теперь с ним в вотсапе всё время по вечерам общаемся.

– Тоже мне, хорошее нашла! Он, небось, тебе открыточки с букетиками по вотсапу шлёт. Меня эти открытки с цветуями просто убивают. Или показывает там тебе чего-нибудь шибко мужественное через вотсап. И такие извращенцы встречаются.

– Ничего подобного. – Наташа обиделась за сантехнического принца, даже губу выпятила. – Он мне цветы курьером на работу присылает, а никакие не открыточки, и ничего такого не показывает.

– И много цветов прислал? – Ирка скептически усмехнулась.

Наташа сделала вид, что вспоминает и стала загибать пальцы.

– Пять! Нет, шесть уже! Я сегодняшний букет на работе оставила, раз мы к Смирновой сразу поехали. Розы белые. Вот. – Наташа показала Ирке язык. – Не Смирновой же их отдавать?

Она, конечно, слегка приврала, букетов было всего четыре, включая тот, что остался на работе в отделе бронирования, но шесть звучало как-то солиднее, тем более неизвестно, сколько ещё у него там букетов заказано.

– О! Это уже серьёзная заявка, – уважительно заметила Ирка. – Может, влюбился?

– Хорошо бы!

Наука, образование и крепостное право