Сосновские аграрники

– Прости меня, Анатолий Алексеевич, – сказал Трифонов. – Я погорячился, больше этого не будет. Буду предан вам до конца жизни, только спасите меня. Мне с Венца звонили по телефону, что вами тоже сколько-то леса и теса не оформлено.

– Ошибаетесь, Михаил Иванович, – улыбаясь, сказал Чистов, достал из кармана документы и протянул Трифонову.

Трифонов развернул бумаги, больше минуты изучал их глазами, отдал обратно Чистову.

– Ну и народ, из мухи слона раздувают. Еще сегодня утром Мишка Пронин бахвалился, что и Чистова потянут, так как десять кубометров теса взял с пилорамы.

– Скажи Пронину, пусть держит язык за зубами, – предупредил Чистов. – Меня не скомпрометируешь. Я человек честный и осторожный. А ты, Михаил Иванович, вместе с Кочетковым и Лобановым выручай Кузнецова. Напишите ему хорошую характеристику за подписью секретаря парткома, председателя профкома и секретаря комсомольской организации. Вы на него послали характеристику только за одной вашей подписью?

– Да, – ответил Трифонов.

– Если уголовное дело на Кузнецова не прекратят, если Миша Попов будет бессилен что-либо сделать, ты, Михаил Иванович, бери отпуск и уезжай. Характеристику пусть подпишет Лобанов Евгений, который останется за тебя. Мы еще посмотрим, может, оставим его на постоянку.

У Трифонова на глаза навернулись слезы и каплями поползли по лицу.

– Анатолий Алексеевич, ради бога, прости меня! Больше без вашего совета делать ничего не буду.

– Хорошо, Михаил Иванович, все ясно, – сказал Чистов. – Поехали, Ульян, дальше.

– Анатолий Алексеевич, зайдите, пожалуйста, в избу! – взмолился Трифонов. – Я готовился к вашей встрече.

– Как, Ульян, зайдем? – спросил Чистов.

– Зайдем, Анатолий Алексеевич, – ответил до этого молчавший Зимин. – Не будем обижать Михаила Ивановича. Пусть только приведет себя в порядок и вытрет слезы.

– Ты прав, Ульян, – подхватил Чистов. – Зайдем минут на десять, но не больше.

Зашли в избу. В зале на столе стояли холодные закуски, водка, две бутылки пива и минеральная вода, которой любил запивать водку Чистов. Сразу же появилась жена Трифонова и пригласила садиться за стол. Принесла из печи горячей тушеной картошки с мясом, запах которой наполнил всю избу.

– Ульян, ты ужинал? – спросил Чистов.

– Ужинал, Анатолий Алексеевич.

Трифонов наполнил три стакана водки. Чистов в знак уважения выпил не более 50 грамм, Зимин пить не стал, сослался на головную боль. Разговор за столом не клеился, никто ничего не ел. Находчивая хозяйка предложила чаю. Выпили по стакану крепкого чая. Чистов с Зиминым распрощались с хозяевами и уехали в Бочково к Кузнецову.

Катя встретила их на улице. В темноте громадный дом Кузнецова выглядел печальным, как заброшенный замок. Свора собак, а их было семь штук, выли и какими-то неестественными голосами лаяли. В доме только на кухне горел тусклый свет.

– Вот что значит печаль в доме, – сказал Зимин. – Даже собаки, сами деревянные конструкции и в целом весь дом сделались печальными.

– Ты прав, Ульян Александрович, – подтвердила Катя. – Собаки все время воют. Даже на корову, свинью и овец это действует. Все издают свои голоса. Я не могу одна находиться дома, становится жутко. Ночевать пригласила маму и Сашку. Пойдемте, пожалуйста, в избу, – предложила Катя. – Я вас напою чаем с медом.

– Спасибо, Катя, – сказал Чистов, – но мы ничего не хотим. Приехали успокоить вас, что Сергей завтра вернется домой, все будет в порядке.

– Спасибо, Анатолий Алексеевич, за добрую весть! Слава богу, слава богу, – скороговоркой говорила Катя. – Пойдемте, пойдемте в избу. На улице стоять неудобно. Сейчас за нашим домом все наблюдают.

Они вошли в избу. Катя поставила на стол кипящий самовар, блюдо свежего меда. Разрезала на части двух больших малосольных лещей. Налила по фужеру самогона. Сама выпила не закусывая. Чистов с Зиминым в самогон положили мед, тщательно помешали и выпили до дна. С аппетитом ели малосольных лещей. Три раза повторили по фужеру самогона с медом. Пили крепкий чай с медом. Оба заметно опьянели.

– Поехали, Анатолий Алексеевич, – предложил Зимин.

– Не спеши, Ульян, на тот свет, там кабаков нет, – ответил Чистов. – Посидим отдохнем, на Катю насмотримся и в путь-дорогу.

– Стара я стала, Анатолий Алексеевич. Сам знаешь, какая моя жизнь. С Сергеем всю жизнь не ладится. Не буду жаловаться, но жизнь моя горше не придумаешь.

– Не прибедняйся, Катя, выглядишь отлично, – сказал Чистов. Больше он не нашел слов для нее.

Оба они отлично знали Кузнецова Сергея и Катю. Катя у него всю жизнь не жена, а домашняя работница. Она мирилась со всем. Думала только о детях. Сергей же в каждой деревне залесного куста имел по женщине. Жил с ними как муж с женой. Дома не появлялся по целому месяцу. Много раз намеревался жениться, но женитьба так и не состоялась из-за ревности. У своей невесты заставал хахаля, и на этом все кончалось. Правда, через год или два возвращался к ней.

Чистов усердно пил чай. Лицо его стало багровым, выступил каплями пот.

– Давай, Ульян, на посошок и поедем.