Сосновые острова

Гильберту смутно вспомнилось другое стихотворение, в котором предлагается разрубить вишневое дерево, чтобы найти его цветы, — совершенно неверный подход.

Он повернулся и, не дожидаясь Йосы, зашагал к вокзалу, при этом принял решение не тратить в течение путешествия более времени на тему вишневого цветения, а сосредоточиться на эффективности, логистике и сезоне вечнозеленых долгожителей сосен.

Станция Кита-Сенджу. Территория самоубийц. Высотки без лица и истории. Бесконечные улицы, ни на минуту не стихающее движение транспорта. Ни следа от исторического здания почты. Долго ждали на светофоре. Включился зеленый. Они всё не решались перейти улицу. Когда зеленый свет зажегся в третий раз, Йоса, следуя своему пути, миновал линию домов, состоявших из одних только аварийных выходов и уродливых коробок кондиционеров. Они шли мимо этих коробок, которые ритмически повторялись, совершенно одинаковые, один в один, казалось, будто они попали во временную петлю и движутся теперь по кругу. Потом — покинутые мелкие гостиницы с ресторанами, в витринах — пыльные муляжи блюд здешней кухни. Маленький супермаркет, магазин со спортивными кубками. Йоса, будто во сне, нашел новенькое здание чуть больше киоска. Вошли в стеклянные двери, и вот уже в помещении не протолкнуться. На этом почтамте помещалось два клиента, одно окошко и один стул ожидания. Невероятно, на этом месте находилась старая почта. Хорошо, что она вообще тут есть, эта почта. Они купили единственную марку с цветочным рисунком и одну открытку, и Гильберт написал всего одну фразу для Матильды: «Привет из Токио».

Пошли дальше по главной улице, Йоса непоколебимый, Йоса как автомат, Йоса немой. Прямая, как рельсы, улица перешла в мост через реку Сумида. Йоса привел Гильберта на берег. Черная вода, тень арки моста, совершенно гладкая поверхность, как гранитный пол в банке.

Здесь Басё со спутниками сошел на берег, кратко объяснил Йоса. Первый этап пути они преодолели на лодке. Вот место, где они пришвартовались. Место, Гильберт заметил это сразу, как будто специально придумано для замысла Йосы. Неподвижная вода — что ни брось в нее, она тут же снова станет неподвижной и скроет в своей равнодушной гладкости все, что бы ни произошло. Они, опираясь на перила, рассматривали воду. Опоры моста отражались в ней, с белыми и бирюзовыми штрихами, странно детские пастельные тона, какие часто встретишь в очагах социальной напряженности — клиниках, домах престарелых, приютах, — такими цветами пытаются сгладить невысказанные катастрофы. Мятного цвета опоры уходили в глубину, красные буйки поднимались из воды, как потерянные головы, пестрые распорки перекрещивались, образуя силуэт не то пластиковой игрушки, не то мороженого. Сверху, как американские горки, вздымались стальные сводчатые конструкции моста.

Гильберт повернулся, хотел идти. Только теперь он увидел Басё. Басё как живого, как будто объемное граффити на стене набережной, Басё как рисунок кистью в манере эпохи Эдо; Басё и его спутник поднимаются на берег и отправляются на поиски ночлега, чтобы завершить этот день.

Гильберт представлял себе Басё несколько импозантнее. То, что он увидел, его немного отрезвило. Щуплая, сгорбленная фигурка, с огромной шапкой паломника на голове, через плечо перекинут ремень пилигримской сумки, опирается на посох странника, что-то вроде костыля. Басё, как и следующий за ним спутник, еще более согбенный, почти ползет по земле. Он повернул голову к смотрящим. Лица его не разобрать.

Йоса едва заметно кивнул, пропустил Гильберта вперед, они спустились по ступеням на набережную. Что теперь, спросил Йоса. Спросил безмолвно. Он никогда бы не осмелился обронить подобный вопрос, выражающий известную нерешительность или даже недовольство, и тем самым, очевидно, поставить под сомнение волеизъявление Гильберта, но его прямая осанка немного сдала, его тело едва заметно осело, он с намеком поворачивался в разные стороны, как будто не знал, куда податься, — одним словом, выражал явное нетерпение.