По пальцам полилась Сила, в момент наивысшей отдачи, когда рука, лежащая на его груди, начала дрожать, я открыла глаза и чуть было не отпрянула. Кестер, хотя теперь уже ни за что не поручусь, выглядел совсем иначе: брови нависали над маленькими глазами, придавая им угрюмое выражение, тонкость черт размазалась, и вместо точёных скул я видела одутловатые щёки.
— Меня ты тоже так изменишь? — прошептала я, втайне опасаясь, что потом не смогу вернуть прежнюю внешность.
— Не так. Помнишь, я говорил о родовой травме дочери Визатиса?
У Кестера даже голос поменялся, куда только подевались вкрадчивые интонации, откуда этот грубоватый присвист в конце каждой фразы?!
Но вскоре мне стало совсем не до того, чтобы думать о чём-то, кроме боли в руке. Я ойкнула, хотела было отстраниться, но рука, лежавшая на груди Рыси, будто прилипла к его рубашку.
— София, потерпи! — он заключил меня в объятия и прижал к себе, продолжая гладить по волосам, спине, шептать ласковые слова, но я почти не слышала их, изнемогая от раздирающей боли.
Кисть горела огнём, словно её опустили в кипяток.
— Всё, уже всё! — услышала я Кестера. Его голос достучался до меня сквозь пелену, висевшую перед глазами, и боль сразу отступила. Я наконец открыла глаза.
— Это не навсегда, Ванда приготовила настой, который будет поддерживать этот эффект, — Кестер продолжал увещевать меня, а я смотрела на искривлённые пальцы, атрофированную левую кисть, и в голове билась одна мысль:
— Но ведь я не смогу быть такой всегда. Он поймёт! — выпалила я и снова пристально посмотрела на того, кому доверила бы десять жизней, будь они у меня.
Он усадил меня за стол, и когда я уже начала терять терпение, произнёс, по-прежнему смотря мне в глаза:
— Тебе и не надо. Глупо, но если ты согласна, я увезу тебя оттуда, как только всё уляжется. Не спрашивай пока ни о чём, скоро я сам всё тебе расскажу. Согласна?
— На что согласна? Ждать разъяснений или уехать? Скажи, Кестер, — я сглотнула вязкую слюну и снова посмотрела на свою искорёженную руку. — Ты зовёшь меня с собой или просто? Каждый будет сам за себя? Вместо ответа он наклонился и легонько, почти невесомо коснулся губами моих губ.
Глава 12
Мы приехали в белокаменный особняк, стоящий отдельно в тупике на городской окраине, почти на пустыре.
— Не бойся, София, мы пройдём это вместе. А потом уедем, — повторил Кестер и посмотрел на меня с такой уверенностью, что захотелось заплакать от радости. — Месяц, ты останешься здесь на месяц, не более. Может, на два.
— Или на всю жизнь.
Мне хотелось верить его глазам, но привычка сомневаться в добрых намерениях других взяла вверх.
Слишком долго я слышала, будучи ребёнком, от умных и серьезных взрослых, что никому сироты не нужны. Кроме мошенников. И, конечно, их Короля.
Спорить мой покровитель не стал. Наверное, не хотел терять время и вызывать подозрения у важного дворецкого, открывшего ворота сада и впустившего нас внутрь.
— Рад вас видеть, господа, — к нам уже спешил Велемир, тот самый тщедушный молодой человек, с которым я познакомилась ещё в Тиждане.
На этот раз он не был столь безупречным, каким предстал передо мной в первый раз. В мужчине появилась деловая суетность, которая, если верить несчастному выражению его тонкого лица, причиняла ему столько же неудобства, сколько может причинять расстроенный музыкальный инструмент тонкому слуху.
— Господин Визатис просил извинить его, он будет с минуты на минуты. Я Велемир, его поверенный во всех делах. Мы тут живём уединённо.
— Вы не похожи на стряпчего, — сухо заметил Кестер, опираясь на золочёную трость. Сейчас он больше всех из нашей разношёрстной компании походил на человека, привыкшего иметь дело с земными делами.
— Действительно так, господин…
— Кришвиль, — недовольно поморщился Кестер, всё больше припадая на левую ногу. — Я уже писал господину Визатису, кто я и откуда. И каков мой интерес в этом деле, тоже.
Мы шли по дорожке, усыпанной гравием, и я невольно за время нашей неспешной прогулки, потому как Кестер разыгрывал из себя человека, страдающего от старой травмы, разглядывала небольшой сад, разбитый возле дома. В основном здесь были зелёные растения, несвойственные Северу.
Я угадала корделину и восковидный плющ, обвивающий молодой вяз. Цветов, напротив, почти не было.
— Господин Визатис не любит цветы с тех пор, как остался один. Говорит, что без женщин в доме они вянут, как за ними не ухаживай. Потому что для того, кто дарит красоту, она необходима как воздух.
— Это очень поэтично, — заметила я, улыбнувшись уже пришедшему в себя и справившемуся с волнением Велемиру. — Не думала, что господин Визатис настолько тонко чувствует мир вокруг.
Кестер держался позади нас и не вступал в разговор. Сейчас он напоминал заботливого дядюшку, надеющегося удачно выдать замуж сироту-подопечную и боящегося спугнуть взаимный интерес жениха и невесты.
Не знаю, почему мне пришло в голову такое сравнение, наверное, я боялась этого сильнее всех прочих возможных несчастий.
Того, что Рысь отступится. Откажется от меня так просто, словно и не было наших ночей и пылких обещаний.