Составительница ядов. Не влюблю, так отравлю

Тем временем он отошёл к окну, я видела только широкую спину, к которой прижималась столько раз с надеждой на новую встречу и добрые слова. И Кестер был на них щедр, но всё равно говорил, что желает мне лучшей доли, чем та, которую он может предложить.

— Странно, что ты сразу не согласилась.

— И не соглашусь, — упрямо ответила я, надеясь, что он сейчас повернётся и скажет, что скоро всё закончится. Что он обещал меня увезти обратно в Плауполис или на край света, только бы не делить ни с кем.

Но Кестер не поворачивался.

— Соглашайся, София. Будешь богатой наследницей и при респектабельном молодом муже, который, уверен, уже от тебя без ума.

— Ты только и ждёшь, что я соглашусь, чтобы получить приличный куш вознаграждения? — его сарказм задевал меня. Кестер сейчас упрекал меня в том, в чём только вчера пытался убедить.

Кто их поймёт, этих мужчин?!

— Ты и сама теперь видишь, что так будет лучше, верно?

Он посмотрел на меня через плечо с такой насмешкой, что стало больно.

— Посмотрим, — процедила я сквозь зубы и выскочила вон.

Ванда ничего расспрашивать не стала, только приказала рано лечь спать, чтобы, не дай боги, не заболела. Под бок ко мне сразу запрыгнул Ле Шатон. Наверное, только благодаря ему я сразу погрузилась в сон и встала отдохнувшей и свежей.

С самого утра, ещё до завтрака, господин Визатис снова прислал за мной экипаж. Я нарочно одевалась медленнее обычного, всё ждала, что Кестер пришлёт весточку, но когда все сроки приличия вышли, пришлось оставить эту надежду.

Садясь в открытый экипаж, я случайно подняла глаза на окна второго этажа, где располагались его комнаты. Почувствовала его взгляд и, клянусь, если бы он тогда позвал меня, то ни о какой поездке и речи быть не могло, но Кестер лишь отступил вглубь и пропал из виду.

— На, выпей это. Твоя спаригическая настойка, — Ванда, устроившаяся на скамейке напротив, протянула мне пузырёк с тёмной жидкостью. — Ты давно её не принимала, вот и ослабла духом.

Я слабо улыбнулась, но сделала пару глотков. Деликатность хозяйки всегда поражала меня: вроде бы она из простой семьи, но каким-то внутренним чутьём  угадывала, когда и как что надо сказать, а каких тем касаться не стоит. Я была очень благодарна ей за всё.

— Так мне можно будет вернуться в Плауполис и продолжить служить у вас? — снова спросила я.

— Конечно, только взвесь всё хорошенько. Дом у этого странного господина весьма добротный, — вздохнула хозяйка, и больше мы этой темы не касались. -- Но я буду тебе рада.

Ле Шатон, напитавший меня Силой за ночь, дрых без задних лап у меня на коленях.

Господина Визатиса, к моему облегчению, снова не было дома. Велемир встретил меня и уже по-дружески взял за руку, а потом, смутившись моего взгляда, извинился так горячо, что даже покраснели кончики ушей.

— Сколько вам лет? — спросила я, чтобы сгладить неловкость, но оказалось, что зря это сделала.

— Почти двадцать восемь, София.

И он снова завладел моей рукой.

На этот раз на правах хозяина он показал мне дом и начал говорить о нём так, будто я уже завтра была готова сюда переехать. Ванда с алхимом на руках, продолжавшем спать, следовала за нами, как немой страж, и от её присутствия мне становилось легче. Будто воздух очищался, и сохранялась иллюзия, что я могу уйти в любой момент.

— Здесь можно сделать большую спальню, — снова начал планировать Велемир, и на этот раз я решила помешать его фантазиям.

— Послушайте, я не смогу жить здесь, — как обычно, по своей дурацкой привычке, я начала разговор издалека. Это не раз подводило меня в приюте, но избавиться от неё и начать говорить с самого главного не позволял такт. Боялась обидеть человека, хотя по итогу обычно всё выходило ещё хуже.

Так получилось и на этот раз.

— Необязательно нам жить здесь, я понимаю, муж должен привести жену в свой дом, не в родительский. Я смогу арендовать нам небольшой домик в центре, у меня есть накопления. И в одной из комнат поставил белое пианино, когда я буду возвращаться с работы, то загодя услышу вашу игру, и это придаст мне сил.

— Я нравлюсь вам, Велемир? — спросила я излишне резко, но поняла, что тянуть больше нельзя.

Мы остановились на пороге маленькой комнаты, вся мебель в которой была покрыта чехлами, даже картины на стенах и те были занавешены.

— Очень, София. Я думаю, что смогу полюбить вас, — на этот раз молодой человек посерьёзнел и пристально посмотрел мне в лицо.

— Я люблю другого, — выдохнула я, чувствуя себя героиней глупой трехмонетной пьесы, которые обычно ставят бродячие труппы.

В них всё не взаправду, всё избыточно. Не по-настоящему.

— Вам придётся о нём забыть, — тон голоса Велемира изменился, что заставило меня лишь пристальнее приглядеться к нему.

Куда-то исчезла юношеская застенчивость, неловкость движений длинных худых рук, а в лице появилось жёсткое выражение, более присущее дельцу, нежели музыкально одарённому интеллигенту.

— Думаю, выбора у вас больше нет, — сказал он и, щёлкнув перед моими глазами пальцами, оградил от всего остального мира.

Я оказалась с ним один на один. В пустой комнате с занавешенными картинами и пыльными мебельными чехлами.