Состояние свободы

Через десять дней мама Сони повесилась. Джозеф нашел ее в лесу, за церковной поляной. Она повесилась на своем сари, привязав его к тамаринду. Ее смогли опознать только после того, как ее сняли с дерева. Было видно, что она сначала пыталась вырезать опухоль под ухом чем-то острым, но чем именно – они так и не нашли.

4: Бумажки

Единственной вещью, которую Милли взяла с собой в свое восьмичасовое путешествие в новую жизнь на автобусе, был ее школьный учебник с вложенными в него несколькими затертыми чистыми листочками бумаги. В начале года она взяла их себе из небольшой стопки, когда их раздавали в школе. Она знала, что книга называлась Пратам Киран[101], хоть и не умела пока читать первое слово, только второе. Вся одежда, которую она имела, была на ней: старые поношенные штаны, державшиеся на завязочках, которые по случаю предстоящего отъезда мама заменила новыми и скрепила булавкой, и платье, которое когда-то было белым с вышитыми на нем красно-коричневыми листьями паана. Сейчас платье выглядело как серовато-коричневая тряпка. У резиновых шлепок на ее ногах были разные ремешки, и они слегка отличались по размеру, но именно в таком состоянии их нашли.

Люди, которые ее наняли, тоже были из племени мунда. Льюис и его жена Пендо, оба обращенные в христианство, как и Милли, переехали из маленькой деревушки в Думри, потому что Льюис получил завидный приз – работу в государственном учреждении. Он работал клерком в одном из офисов Департамента по лесному хозяйству. И родители Милли и прародители с обеих сторон были знакомы друг с другом, живя на протяжении многих лет в одной деревне. Собственно, поэтому у Милли и появилась работа. Льюис и Пендо хотели нанять девочку-христианку из племени мунда; вот мама Милли и подсуетилась, предложив им взять к себе ее дочь.

Связи играли чрезвычайно важную роль: несмотря на то что они все равно относились к ней как к служанке, а не как к равной, между ними все равно оставалась какая-то фундаментальная общность, что-то вроде племенных уз. Милли повезло. Все могло быть ровно наоборот, успешные соплеменники могли возненавидеть ее. Возможно, именно эта племенная общность позволила им заметить, что единственной вещью, с которой к ним приехала Милли, был ее школьный учебник с торчащими из него тетрадными листочками, но при этом не относиться к девочке с презрением или жестокостью.

Однажды утром, убирая в комнате Винти, девятилетней дочери Льюиса и Пендо, которая ушла в школу, Милли, оставшись там одна, заметила стопку книг – чаупай, лежащую на полу. Она знала, что брать чужие вещи запрещено, и подумала о возможных последствиях, но соблазн был слишком велик. Она положила на пол веник, выбрала самую толстую книгу и открыла ее. Перед глазами предстало целое море слов и картинок, которые так и поманили ее. Она не понимала ни единого слова – это был не хинди, единственный язык, алфавит которого она знала.

– Милли, Милли-и, – донесся крик Пендо. – Ты чего там застряла?

Вздрогнув от неожиданности, она выронила книгу из рук, но затем подняла и быстро положила на место.

– Я уже иду, – отозвалась она, переживая, что ее каким-то образом увидели и сейчас зовут для того, чтобы наказать.

Следующие два дня она убирала комнату неимоверно быстро, стараясь не дотрагиваться до книг, и как только заканчивала уборку – тут же выбегала из комнаты. Но по вечерам, когда она занималась своими привычными делами – готовила роти, наполняла водой баки в ванной, помогала Пендо с приготовлением обеда, – все мысли ее были в комнате, где Винти делала школьные домашние задания. В те дни, когда Винти читала вслух книги на хинди или другом, непонятном Милли языке, она чувствовала, как странно сжималось ее сердце. Она чувствовала что-то среднее между беспокойством, возбуждением и злостью. Ей хотелось плюнуть в тесто. Она раскатала роти неравномерно, и они кое-где подгорели. Неоднократно роти загорались, когда она держала их щипцами над огнем чулхи. Пендо приходилось ее постоянно ругать.

Однажды Пендо поймала Милли, когда она склонилась над одной из книг Винти и погрузилась в мечтательные размышления, тихо повторяя набор слов. Сначала Пенто они показались полнейшим бредом, но, прислушавшись, она поняла, что Милли все время повторяет определенные слова – айнак, аурат, титлин, гилхари, – что ввело ее в еще большее недоумение.

Пендо обнаружила себя:

– Что за чепуху ты тут болтаешь?

Милли испугалась.

– Ты знаешь, что разговоры с самой собой – это первый признак сумасшествия? – смягчила свой тон Пендо. – Думаешь, нам бы хотелось, чтобы у нас в доме работала сумасшедшая девочка? Что ты делаешь с книжкой Винти? Ты же не умеешь читать.

Милли, которая была готова вот-вот расплакаться, внезапно почувствовала в себе гордость за то, что она обладала какой-то минимальной грамотностью, поэтому решила заступиться за себя:

– Нет, я умею. Я могу читать свою книгу и некоторые слова из книги Винти-диди[102].

То, с каким рвением она это произнесла, заставило ее лицо сиять.