Ее вопрос глухо прозвучал в пустой комнате, но она не услышала ответа на него. Лишь еще сильнее стало охватившее ее горе и отчаяние Пол дважды написал ей, и она немедленно ответила на его письма. К своему удивлению, она не получила ответа на свое второе письмо. Думая, что оно могло затеряться, через некоторое время она написала ему снова, но и это ее письмо осталось без ответа. Тогда, переступив через собственную гордость, она послала ему короткую осторожную записку и стала ждать от него хотя бы слова в ответ. Но Пол хранил полное молчание. Потрясенная, находившаяся в полном замешательстве, Эмма не знала, что ей предпринять. Она совершенно растерялась.
В октябре Эмма с горечью убедила себя в том, что у Пола просто не хватило мужества сообщить, что он больше не любит ее. Все было кончено – вот единственное разумное объяснение, которое она, глубоко переживая, могла подобрать его молчанию. Он просто больше не нуждался в ней. Она сыграла свою роль, пока Пол был в Англии один, вдали от семьи, а теперь он вернулся к своей обычной жизни – ведь он женатый мужчина.
Эмма с холодным безжизненным лицом откинулась на спинку кресла, отрешенно глядя перед собой широко Раскрытыми сухими глазами. Она выплакала свои слезы раньше, когда многие месяцы подряд ночи напролет рыдала по Полу Макгиллу. Она больше не нужна ему – вот и все, ничего с этим не поделаешь…
– Можно войти, мама? – спросила Эдвина, приоткрыв дверь и заглядывая в спальню матери.
– Да, дорогая, – ответила Эмма, торопливо сунув фотографию под кресло и заставив себя улыбнуться дочери. – Ты хорошо провела утро? Я прошу прощения за то, что мне в твой день пришлось поехать на фабрику, но это было крайне необходимо.
– Ты слишком много работаешь, мама, – укоризненно произнесла Эдвина, опускаясь в кресло напротив и расправляя юбку из шотландки.
Не обращая внимания на замечание и наставительный тон дочери, Эмма бодрым голосом сказала:
– Вы с Китом так и не сказали мне, что вам хотелось бы получить в подарок на Рождество. Может быть, на следующей неделе вы поедете со мной в универмаг и выберете себе подарки сами?
– Я не знаю, что мне хочется на Рождество, – ответила Эдвина, холодно глядя на мать своими серебристо-серыми глазами, – но я точно знаю, что мне нужно мое свидетельство о рождении, мама.
У Эммы все сжалось внутри, но ее лицо осталось спокойным.
– Зачем тебе понадобилось твое свидетельство, Эдвина? – спросила Эмма, стараясь говорить как можно мягче.
– Затем, что мне требуется получить паспорт.
– Боже правый, для чего тебе паспорт?
– Мисс Мэтьюз будущей весной вывозит наш класс в Швейцарию, и я хочу поехать тоже.
Эмма сердито сдвинула свои раскидистые брови.
– Я замечаю, что ты просто ставишь меня в известность о своих намерениях, не спросив моего разрешения. Мне это кажется немного странным и вызывающим.
– Можно мне поехать, мама?
– Нет, Эдвина, нельзя, – твердо произнесла Эмма, – тебе еще только тринадцать лет. Я считаю, что тебе еще рано ездить в путешествия на Континент без меня.
– Но у нас ведь будут сопровождающие, и большинство девочек из класса едет. Почему же я не могу?
– Я уже сказала почему, дорогая: ты слишком молода для этого. Кроме того, мне трудно поверить в то, что едет большинство девочек. Сколько их будет всего в группе, только точно?
– Восемь.
– Вот это больше походит на правду! Восемь человек из класса, в котором двадцать четыре ученицы. Это ровно треть. Порой ты склонна к преувеличениям, Эдвина.
– Так я не смогу поехать?
– Нет, не в этом году. Может быть, через пару лет. Я должна это обдумать повнимательнее. Извини, что мне пришлось разочаровать тебя, но этот вопрос надо было предварительно обсудить со мной. Имей в виду, что мое решение – окончательное, Эдвина.
Хорошо зная, как бесполезно спорить с ее железной матерью, Эдвина театрально вздохнула и встала. Она сейчас ненавидела свою мать. Вот если бы папа был жив, он наверняка позволил ей поехать за границу! Тщательно скрывая свою неприязнь, Эдвина улыбнулась Эмме.
– Впрочем, это не столь важно, – пробормотала она, направляясь к туалетному столику матери. Выбрав подходящую щетку, Эдвина принялась расчесывать распущенные длинные серебристые волосы, любуясь своим отражением в зеркале. Эмма с нарастающим неудовольствием молча следила за ней. Ее глаза гневно сузились, когда она заметила в зеркале самодовольную улыбку Эдвины.
– Знаешь, Эдвина, ты ужасно тщеславна для такой маленькой девочки. Мне кажется, я в своей жизни не встречала никого, кто бы так часто смотрелся в зеркало, как ты.
– Теперь это ты преувеличиваешь, мама, – надменным тоном парировала Эдвина.
– Не дерзи мне, – резко оборвала ее Эмма. Ее нервы были сегодня натянуты до предела, а терпение – на исходе. Но подавив вспышку гнева, Эмма непринужденно заметила:
– Твой дядя Уинстон приезжает к нам сегодня на чай. Ты ведь рада этому, дорогая?
– Не особенно. Он стал совсем другим после того, как эта женщина заполучила его.
Эмма выдавила из себя принужденную улыбку.