Сосунок

Нургалиеву, конечно, хотелось командовать своим расчетом самому. Он это любил — командовать. Но взводный есть взводный. И узбек, как и наводчик Изюмов, лишь слушал, что тот приказывал.

— По пулемету! — отрезал коротко взводный своим чистым резким фальцетом. В напряжении, в спешке забыл указать высоту. — Высота — три деления! — доба вил, поправился он. Увидел, как неуверенно ведет ствол орудия, пытается разглядеть что-то помимо прицела, прямо через оконце в щите неопытный юный наводчик. И, отступив вдруг от установленной боевым уставом формулы, помогая ему поскорей найти далекую, удачно замаскированную цель, крикнул просто, житейски, по-бытовому:- Вон, за кучей камней! Да вон, вон!.. С правого края! Булыжник большой! Видишь? Кусочек ствола! И каска, каска!.. Фу, спрятались! Во, во, появилась опять!

Воскобойников смотрел в восьмикратный артиллерийский бинокль, а Ваня, приникнув опять к окуляру, снова в прицел. Он вдвое меньше увеличивал, чем бинокль. Но увеличивал тоже. И взводный знал, что и наводчик, пусть хуже, но должен увидеть то же, что видел он. И точно: Ваня увидел. За огромным, заросшим травой и обложенным другими, поменьше камнями, булыжником чуть шевелилась немецкая каска и что-то черное, вороненое, как резкий короткий мазок, прочерчивалось на сером фоне камней.

"Ствол, — ударило Ваню догадкой, — ствол пулемета! Немецкого пулемета! — Внезапная радость… Да, радость, но вместе и страх, как молния прострелили его. И тут же забота, тревога:- Скорее, скорее!.. Ох, сумею ли я, попаду?.." Заработал, заработал штурвалами, стал подымать "крест" прицела под цель.

Но не успел. Пулемет начал раньше. Задыдыкал вдруг, замолотил.

Эх, и там, в груде камней, гады, тоже увидели. Пушку нашу увидели. И им видно в бинокль. Как раз, скорее всего, против них и выкатили русские пушку на бугорок. Ствол-то вон… Вон, так и глядит прямо на них. И как вжарили длинной очередью по орудию русскому. Задзыкали пули вокруг, запели слева и справа, над головой, в землю рядом вонзались, тяжелыми молотками забарабанили по стальному щиту. И, как и там, на нейтралке, с утра, когда все, кому было не лень из фашистов, сыпали пулями вокруг него, снова будто морозным скребком продрало Ванину спину, шилом сквозь череп пронзило, поджались невольно, как ватные, ноги. И Ваню потянуло к земле.

Но взводный не дал.

— Огонь, огонь! — орал.

Голоколосский вогнал уже в камору снаряд. Инженера тоже тянуло к земле, скукожился весь, вжал голову в плечи. На колени упал между станин, сзади замка. Не положено. На ногах, в крайнем случае на корточках нужно. Чтобы вертеться быстрей, если что. Но он пренебрег, иначе не мог: так само к земле и тянуло.

— Огонь! — возмущенно взревел опять взводный, тоже уже — под пулеметными очередями — прижимаясь к земле, к краю воронки. — Скорей!

И Ваня в последний момент, как и давеча, будто снова с посвистом пуль слыша и человеческий свист, смех, издевки, одолевая все это в себе, выполняя приказ, нажал на рычаг.

Первый настоящий боевой собственный выстрел прямо-таки потряс его, оглушил. Ваня и не думал, что их такая старенькая и небольшая пушчонка лупит так звонко, резко и хлестко. Ничего себе "хлопушка". В уши словно вонзили стальные клинки, топором по вискам. Разворотило все там. Он даже вскинул руки к ушам, к голове, стал сжимать их, потряхивать легонечко ею, будто освобождаясь от того, что проникло и в уши, и в мозг. Об опасности даже, подстерегавшей его, позабыл, выставился неосторожно руками, плечом из-за щита.

Где разорвался его первый настоящий снаряд и разорвался ли вообще, изза всего этого Ваня не увидел. А когда спохватился, уже поздно было. И горько, очень горько стало ему: замешкался, растерялся, малость труса попраздновал и вот результат — промазал свой первый снаряд.

Однако не увидели разрыва и следившие за целью командиры. Лежа рядом, в bnpnmje, Воскобойников и Нургалиев ругнулись в сторону мазилы-наводчика, переглянулись с досадой: стрелок, мать его… Куда же подевался снаряд? Впрочем, это лишь узбека смутило. И Ваню, и всех номерных. А "курсант"… Хотя боевого опыта и он не имел, чистым "теоретиком" был, пусть и незаконченным, недоучившимся, но по учебникам и из лекций, что успел прочитать и прослушать в училище, кое-что все-таки знал. Да и успел все же и на полигоне выпустить с десяток снарядов — и прямой, и закрытой наводкой. И смекнул сразу: первый выстрел по пулемету они сильно завысили. Настолько, что черт-те куда снаряд унесло. Неправильно расстояние до пулемета определил.

— На два деления ниже! — глянув снова в бинокль, моментально внес он поправку. — Гранатой! — Но не успел еще вскинуть и руку, чтобы ею потом рубануть по команде "огонь", как впереди что-то крякнуло — дребезжаще, развалисто, грузно, желтый дым взметнулся столбом, завизжали целым роем осколки.

А Ваня, выполняя последний приказ, вращая уже снова штурвалы, ниже, ниже тянул теперь "крест" и не видел впереди, очень близко желто-чернокровавого взрыва. Только грохот услышал где-то, будто бы рядом совсем, перед орудием, за щитом…