Споткнувшись, Деримович упал, тут же приподнялся на руках и решил ползти обратно к озеру, не вставая. Странно, при первых же движениях он ощутил, что его кожа как будто и не его вовсе. Неужели он в той самой, отравленной, как ее там… Ромка чуть не плакал. Но не от боли, а от смутного воспоминания финала дурацкой легенды, в которой оказавшегося не в своей шкуре героя ожидала мучительная смерть. И он не знал, радоваться ему или печалиться, ведь кожа слезала с него огромными лоскутами, точно ночная маска с лица одержимой духами Гламоргана[247] модницы. И тут он наконец вспомнил, что с ним случилось после того, как он очнулся на другой лестнице. Той, что была за прудом. Куда он попал, выброшенный из подземелья тем, «кто, светить желая, не умеет спать». Данко… с дыркой на месте сердца… А случилось с ним, оказывается, вот что.
Его элементарно оплевали. Точнее, заплевали, потому что едкая густая слюна покрыла его тело сплошной вязкой коростой. А потом, потом его… Да, кажется, его облизал чудовищный змей.
И не просто облизал. От взрыва спас…
Деримович оторвал голову от гранитной набережной и посмотрел туда, где начинались его злоключения в качестве посвящаемого.
Змей. Бедный змей. Нет, не медный. Бедный и большой змей. Очень большой. Его развороченная взрывом голова лежала на противоположном конце пруда. А прямо здесь, в нескольких метрах от его глаз из воды высовывался хвост Ромкиного спасителя. В свете луны и бликах от фонарей хвост казался металлическим.
Спасаться… — и Деримович, оставляя за собой след из сползающей шкуры, совершил еще несколько пластунских движений а-ля человек-рептилия.
Он ожидал чего угодно: автоматной очереди от притаившихся в деревьях раненых бойцов, встречи нос к носу с головой Ильича, сползшей с куцего знамени (кстати, как там у вождя было с зубами?), не удивился бы и терафиму неугомонного Стеньки, и даже сам вляпавшийся Озар, пришедший наконец-то отомстить за все унижения, причиненные ему Сетовым отродьем, не вызвал бы у него такого приступа безысходного гнева, как этот полный коварства и изощренной подлости поступок…
Поступок Большого Змея, а точнее, его ожившего хвоста. Да, это он, недавний его спаситель и заступник, теперь не менее эффектно выступал в роли загонщика жестоковыйного неофита. Этот черный, блестящий, обхватом со столетний дуб хлыст поначалу просто легонько подвинул его в нужном направлении, а когда Ромка попытался дать деру, поддал ему так, что неудавшийся дезертир пролетел метра три, прежде чем рухнуть на мощеный стилобат. И, чтобы у неофита не оставалось сомнений в существе наказания, хвост легко, как фанерку, одним ударом перебил рядом с ним гранитную плиту. Делать было нечего — пришлось идти к черному пролому в стене.
Не решаясь войти внутрь тоннеля, Деримович встал между колонн и, поглядывая на змеиный хвост, преградивший путь к отступлению, стал изучать обстановку. Нет, назад определенно хода нет. Змей шутить не станет. Тем более безголовый. Похоже, у него одни инстинкты остались, как у его телохранителя. Жаль только — наоборот инстинкты.
А вперед… вперед, пожалуйста, по всей видимости, путь вперед открыт. Стоило ему произнести про себя «открыт», как туннель тут же осветился тусклым желтым светом. Но его было достаточно, чтобы увидеть предстоящий этап его прохождения к Храаму Дающей. «Так, — Деримович шептал про себя цифры… — всего четыре пролета лестницы по семь ступеней отделяют его от зала Славы. Наверное, это что-нибудь значит, 4 по 7. Наверняка, как и числа, заложенные в боковой пандус, который ему так и не удалось пройти. Там, наоборот, пролетов 7, а ступенек в каждом 9. Он сосчитал. Теперь он все считает… А потому что здесь, у этих ненормальных, везде цифры и коды. Адельфы эти, не к ночи будь помянуты, вместо того, чтобы по-людски принять достойного кандидата, устраивают тут…»
Ступенек под ногами семь, лампочек над головой восемь горит. Пытаясь что есть сил утихомирить внутренний ужас, Ромка незаметно пересек невидимую линию входа в тоннель. Он вспомнил лежащий перед Онилиным план мемориала. И это святилище… Он опять задумался, пытаясь соотнести лево-право на карте и здесь. Огня. Точно — огня, а слева — воды… Вспомнить бы какой, живой или мертвой… Но это потом. Ему бы из пламени выбраться.
И Огонь не замедлил себя ждать. Толстый столб синеватого пламени вырвался перед ним из одной стены и тут же вошел в другую. При этом шероховатая поверхность туннеля оставалась целой. Ни дырок, ни подпалин. Деримович отпрыгнул назад и хотел уж было дать деру, но черный хвост позади него нервно хлопнул по граниту. Ромка замер, пытаясь трезво обдумать свое положение, хотя и понимал, что мысль перед этим бессильна. На то оно и посвящение, чтобы мозги в тупик ставить.
А ведь предупреждали. И чего он полез? Мало из знакомых титек текло, так ему перси Дающей подавай. Получил… Фашист гранату, а он свой персональный плазменный крематорий.