Сотерия

– Николай Васильевич, мне нужны его характеристики от предыдущих врачей, а также право отменять и назначать терапию.

– Хорошо. Делайте, что хотите. Конечно, в пределах разумного.

Санитар, которого звали Ваней, сказал мне, что скоро наступит время прогулки. Он поинтересовался, не хочу ли я вывезти Германа. Я решила, что это прекрасная возможность пообщаться со своим подопечным.

Мой пациент был мужчиной в самом расцвете сил (почти как Карлсон, вот только вместо пропеллера – диагноз). Рост 186. Вес 84 кг. Короткая щетина. Темные волосы. Зелено-карие глаза. Внешность приятная, притягивающая. Вот только не было у него шизофрении, и я была в том уверена.

Нечто случилось с ним в 15 лет. Возможно, психологическая травма. Его могли обидеть. Над ним могли издеваться. Отсюда – агрессия. Вылечить её можно только теплом и заботой. В конце концов, я – девушка, кому, как не мне, проявлять добро и нежность?

Санитар показал мне мой кабинет, где, кроме стеллажа, стола и стула, ничего не было. Это была милая маленькая коморка с большим окном. Выбора не было.

– Вы не суеверны? – спросил меня парень, который привел сюда.

– Нет. А что?

– Здесь до Вас сидела врач, которая работала с Германом. Она покончила собой.

– Да, видимо, не по зубам орешек оказался.

– Вы думаете, что справитесь с ним?

– Видите ли, Иван, для нее это было работой. Она должна была его вылечить. Я же – практикант. Я обязана только попробовать. Я пойду с ним на прогулку через час. Приготовьте его, если несложно.

Он улыбнулся и вышел, оставив меня наедине со своими мыслями. Я достала из сумки справочник по психиатрии, который я одолжила в институтской библиотеке, нашла «онейроидный синдром». Результат меня более чем удовлетворил. Я оказалась права. Первоначальный диагноз был неверным. Вот только почему я вдруг подумала поменять его именно на этот? Интуиция? Или чья-то подсказка?

Чтобы начать лечение, нужно было узнать причину расстройства. Инфекция? Но как она может держаться более двадцати лет в организме? Значит, в пятнадцать лет с мальчиком случилось что-то, и теперь он не может избавиться от воспоминаний. Я снова пришла к выводу, который заключал травму в подростковом возрасте.

«Боже, какой у него уставший вид! Он измучился! – думала я. – Вот только от чего? От внешних страданий или внутренних?»

В кабинет зашла медсестра. Она дала мне стопку папок с выписками предыдущих врачей, а затем покинула меня.

Я раскрыла первый скоросшиватель и быстро посмотрела результаты обследований и характеристики на пациента. Во-первых, читать эту макулатуру было лень. Во-вторых, я знала, что все, что здесь написано – лечение шизофрении, а теперь у него другой диагноз. Я лишь выбирала из каждой папки описание его поведения, поступков и состояния.

«12.03.2002. Пациент устроил погром в столовой. Началась драка между другими больными. Он сидел на коляске и ничего не делал, а потасовка только разгоралась».

«30.05.2002. Отказался от приёма пищи. Кинул в санитара тарелку с супом. При попытке усмирить сопротивлялся. Вкололи транквилизатор».

«23.10.2002. Набросился на медсестру, душил. Применен электрошок. Двое суток не приходил в сознание».

«13.01.2003. Перевернул коляску, ползал по полу, хватал санитаров за ноги».

«20.02.2003. Стонал ночью. Санитары посчитали, что от боли. На основе результатов анализов и под контролем терапевта проведён курс антибиотиков».

«17.06.2004. Вырвался от санитаров на прогулке. Ехал на коляске к воротам. Вовремя успели закрыть. Там шла разгрузка продуктов для пищеблока. Бился головой о прутья. Успокоен транквилизаторами».

Последний инцидент случился год назад.

«19.08.2005. Высвободился из ремней на кровати. Обмотал шею медсестры, которая проводила ему инъекцию. Душил. Применен электрошок. Сутки не приходил в сознание. Прошёл курс транквилизаторов».

Я была в ужасе. Тогда ещё, будучи наивной девочкой, я верила в то, что в людях может остаться хоть что-то святое, но методы купирования приступов разочаровывали меня в этом.

«Пациенты – тоже люди! Почему с ними обращаются, как с животными! Даже хуже!» – моему возмущению не было предела.

И все врачи, который когда-либо лечили его, писали, что он не подходит не под один диагноз. Вот только я ни разу не встретила сочетание в его истории «шизофренический делирий» или «онейроидный синдром».

Я достала свой блокнот, записала диагноз, примерное лечение, состояние пациента на данный момент и посмотрела на время. С момента посещения больного прошло 57 минут. Я обещала прийти через час. Я встала из-за стола, взяла блокнот, ручку и вышла из кабинета.

I try to slip away, you wanna make me stay

Don't try to hold me back 'cause I would break your neck

Don't try to make a light, don't even come inside

You won't like what you'll see, untangle you from me.²