Сотканные из тьмы

Серая монашеская ряса под шубой незнакомца начала подрагивать, стриженые шапочкой волосы на макушке зашевелились.

– Во имя Господа, поторопись! – рявкнул церковник.

Оцепенение послушника прошло в тот миг, когда из чащи закричали, нечеловечески, но и не по-звериному. Птицы роем взмыли в небо. Монашек скакнул внутрь и просунул засов в заушину.

– К-кто кричал? – правильные черты лица паренька исказились. Он мог поклясться, что услышанный им звук вовсе не был криком, а скорее воплем разъяренной птицы, настолько взбешенной, что клекот ее превратился в пронзительный визг.

– Те, кто пришел за мной, за тобой, за всеми нами!

Послушник не шевельнулся, только щеки побледнели.

– Пришел… за нами? И кто это? – спросил он шепотом.

– Не знаю, – ответил Ришон тихо.

– Оно убьет нас?

– Если доберется.

– А вы уже слышали такое?

– Нет.

– Господи, настоятель говорит, Тьма пришла на землю! – монашек истово перекрестился. – Но я всего лишь послушник, и не готов принять на себя такие муки. Молодо-зелено, сами понимаете…

Лицо Ришона потемнело, и пареньку показалось, оно стареет на глазах: сеть морщинок под веками становится глубже, жесткие линии вокруг рта складываются в одну прямую, бескровную полосу.

– Далеко до аббатства?

– Минуть десять, если пешим. – Сказал послушник. – Ваша лошадь в стойле, придется идти, а там хмарь лохматая, вам бы сил набраться…

– Десяти минут у нас нет, придется бежать быстрее.

– Солнце и днем едва светит, а час уже поздний, да и буря, – послушник явно не хотел выходить наружу. – Я должен помогать вам до утра, так что… ужин приготовлю… может? Только бы не выходить!

– Если хочешь остаться в живых, придется идти.

Лунный свет падал в окна узкими полосами, и одну из них на миг затмило. Ришон уловил скрип снега совсем близко. Стиснув челюсти, он подошел к двери: пахнет лесом и… гнилью.

Ришон рывком распахнул дверь и мрачный лик демонической луны тут же предстал перед ним, весь в оспинах. Немигающий соглядатай.

Глава 1

Хедрик II лениво разложился на троне. Двойные двери в зал скрипнули, монарх бросил туда короткий взгляд. Барельеф на дубовых створках, обитых медью, изображал толпу ликующего народа и исполинскую фигуру правителя над ней. Двери были приоткрыты, и темная щель рассекала и народ, и самого Хедрика.

Мрачное вытянутое помещение казалось гигантской пещерой. В бойницы проникали узкие лучи света, иглами прошивая полукруг трибун, расположенных напротив трона. Самый широкий луч снисходил из стеклянного купола и освещал монарха – в его матовом блеске тот походил на умирающего ангела. Сейчас ни одна трибуна не пустовала, между собравшимися шел оживленный спор.

– Солнце угасает, и тьма поднимает голову. Услышьте меня, оставьте границы, созывайте людей под стены замков, только так можно спастись! – Вскричал кардинал Иезекииль, обращаясь к монарху. – Сберегите народ!

Рука Хедрика II, ссохшаяся, покрытая островами пигмента и реками вен, водила пером по листку бумаги, делая ему одному понятные наброски. Болезнь, поселившаяся в теле с угасанием солнца, подточила жизненные силы. Старик чувствовал холодные руки смерти у самого горла. Звук голосов едва касался его внимания, пробегал безумными паучками по кромке мозга, и тут же рассеивался. И все же Хедрик продолжал улыбаться, у королей эти мышцы развиты, как у шутов, в глазах благосклонность, столь же профессиональная.

– Затмение – чепуха, и вы это прекрасно знаете, – прервав кардинала, сказал советник Игнатиус. Он в упор посмотрел на короля глубоко запавшими глазами, но не обнаружил на сморщенном лице, увенчанном короной, ни капли интереса ни к дискуссии, ни к себе. Игнатиус был невысокий, сильно раздался в талии, брюхо норовило перевалиться через пояс, но тот из крепкой кожи, надежно удерживал требуху на месте. – Астрономы и алхимики любят придать своей работе большее значение, чем стоит вся их псевдонаука. Уверен, солнце пошалит и вспыхнет, как прежде. Куда оно денется! Вы хотите знать, что по-настоящему важно? – Он сделал театральную паузу. – Я скажу! Недавнее выдвижение кочевников с мест поселения – достаточное доказательство гнусных намерений оборванцев из пустошей. Они могут попытаться завладеть нашим урожаем, пока мы прячемся за стенами, а то и напасть на столицу! Если не принять меры, плата за бездействие ляжет на ваши монаршие плечи.

– Но это же абсурд, – вспылил сенатор Гарканер, – что может жалкая босота? И зачем нам границы, когда планета замерзает? В мире теперь не будет границ! Иди, где хочешь, если сможешь. А если дикари доковыляют до Стратхольма, несомненно, разобьются о городские стены как прибой о скалы! Послушайте лучше Иезекииля, святой человек говорит дело. Границы прочертят стены крепостей.

В прошлом умелый воин, сенатор едва помещался на трибуне. Все такой же плечистый, но теперь и у него брюхо заставляет трещать ремень. Красное, как у свежего тунца, лицо раздалось, второй подбородок больше первого. Только глаза прежние: светлые, холодные, да и брови… хоть улицы ими мети.