Сотканные из тьмы

– Прошу располагаться, – сказал он без тени эмоций, так говорила бы мебель из дорогих пород дерева. – Здесь можете отдохнуть. Кардинал на совещании у короля, он примет вас по окончании встречи.

Дворецкий вышел бесшумно, Ришон проводил его взглядом, а потом покосился на зеркало, занимающее чуть ли не половину стены. В нем отражалось богатое убранство, картины, закрывающие суровость гранитных стен, а также высокий мужчина с безжизненным от усталости взглядом. Ришон шагнул ближе, последний раз видел себя в зеркале неделю назад. Тогда на него смотрело несколько другое лицо, более молодое что ли, а теперь… скулы заострились, нижняя челюсть потяжелела под щетиной, левую бровь рассекает свежий шрам, обрываясь на глазной впадине, и снова бежит по высокой скуле. Неглубокий, скорее царапина, но след оставит. А еще саднить начал, как в зеркале нарисовался. Ришон подумал, что по одному выражению лица его легко отличить от служителей, не вылезающих из храмов.

Ждать пришлось недолго. Вскоре появился другой слуга, одет чуть беднее, спросил с поклоном:

– Вы готовы?

– Я готов всегда, – ответил монах.

Слуга поклонился.

– Вас ждет некая особа, прошу следовать за мной.

Сердце Ришона екнуло, усталое, но уже через секунду колотилось как в припадке. Дурная краска залила лицо. Он снова шел длинным коридором и пытался незаметно стряхнуть пыль с одежды, но проще было снять это тряпье и просто сжечь его. Справа и слева в нишах застыли стражи, попадаются пышно разодетые придворные, но как-то стыло и промозгло вокруг, сквозняки режут струйками из всех щелей.

– Прошу, – слуга указал на дверь и учтиво раскланялся.

Ришон вздохнул, его крепкие пальцы легли на массивную ручку двери, та без скрипа отворилась. Сердце барабанило, как сумасшедшее. Из помещения навстречу ударил яркий свет, послышались веселые голоса, женский смех. Монах заставил потяжелевшие ноги двигаться.

В женской трапезной огромный камин, огонь задорно потрескивает поленьями, языки пламени танцуют, разбрасывая по стенам причудливые тени. У огня повариха, зябко ежится, греет сморщенные руки. Ришон не успел потянуть носом, как ароматные запахи заставили желудок взвыть в мольбе. У стены в закопченном глубоком котле булькает странное варево, густое, точно клей. Иногда всплывают маслянистые бока белых грибов, окунаются снова, взамен приподнимаются овощи, кусочки мяса. Повариха, стоя к церковнику спиной, длинным половником зачерпнула, пригубила, вылила обратно.

– Еще чуть-чуть.

В помещении длинный стол, в стене альков с иконами. Сердце Ришона трепыхнулось, как воробей. Его любовь и муза, Мария, вышла навстречу. Серебристое платье кромками касалось паркета, под подолом словно кролики из норок, выглядывали ступни в сандалиях. Белая атласная кожа видна в неглубоком вырезе клинышком, на шее тонкая цепочка с крестиком. Глаза светлые, как два солнышка, в волнистых волосах ромашка, отчего-то не увядающая, как прочие растения в гибнущем мире. Тонкие брови чуть вздернуты.

Они стояли друг против друга, не произнося ни слова. Ришон закрыл глаза, с трепетом ощутил нежные пальцы, скользнувшие по его напряженным скулам, а те, твердые как дерево, медленно уступали ее мягкому нажиму, расслаблялись.

В глазах Марии проступила озабоченность.

– У тебя рана…

Ришон отмахнулся.

– Заживет.

– Да, – согласилась она, улыбнувшись, – сядь здесь, поближе к окну, я обработаю порез. Если грязь попала в кровь, может загноиться.

– Оставь это. Я боялся, что больше не увижу тебя, Мари…

– Я сейчас не Мари, – возразила она мягко, – а лекарь. Садись.

Девушка рассматривала Ришона тихо и спокойно. Она намочила шелковый платок, движения ее были мягкие. А когда начала промакивать рану, стирая засохшую кровь, у монаха перехватило дыхание. Он сидел на лавке, не шевелясь: от Марии исходит благоухание чистоты, словно от только что раскрывшегося цветка. Ее нежные пальцы обрабатывали рану, он закрыл глаза, жалея, что царапина такая пустяковая, иначе бы подольше возилась. У Ришона вырвался вздох отчаяния, когда она чуть отстранилась и сказала:

– Теперь воспаления не будет.

– Я не слишком глупо выгляжу, намазанный бальзамом? У меня встреча с твоим… с кардиналом.

Она улыбнулась.

– Как же мужчины заботятся о своем облике! Пойдем. – Девушка взяла Ришона за руку, повела к зеркалу на стене. Она шла, чуть подобрав подол платья, а он тащился сзади и жадно смотрел на ее гордо вскинутую голову, прямую осанку и тонкие линии плеч: такие беззащитные в свихнувшемся мире.

На этот раз в зеркале отразилось совершенно счастливое лицо видавшего виды крестоносца. Ссадина чуть поблескивала, мазь почти впиталась, а так вообще хорош, какие глаза, нос, упрямый подбородок…

Спохватившись, что любуется собой, он сконфуженно отвернулся.

– Спасибо, леди, – сказал он с поклоном. – Теперь я у вас в долгу.

Мария тихо рассмеялась и чмокнула его в щеку.