Сотканный мир

Солнце припекало шею и макушку, и он снова ощутил головокружение, начавшееся на лестнице. Кэл оседлал стену, словно лошадь, и некоторое время привыкал к высоте. Этот насест был шириной в один кирпич — достаточно широко, чтобы пройти по нему ногами, но Кэл никогда не ладил с высотой.

— Судя по виду, отличная ручная работа, — донесся со двора голос Гидеона.

Кэл посмотрел вниз и увидел, что индиец сидит на корточках рядом с ковром, немного раскатав его, отчего стал виден затейливый узор.

Базо подошел к Гидеону и внимательно оглядел ковер. Кэл сверху заметил, что Базо лысеет и его волосы тщательно набриолинены и уложены, чтобы прикрыть плешь.

— Жалко, что он в плохом состоянии, — заметил Шейн.

— Придержи коней, — ответил Базо. — Давай-ка рассмотрим как следует.

Кэл вновь сосредоточился на проблеме перехода в вертикальное положение. Пусть ковер отвлечет грузчиков хотя бы на время, мысленно просил он, чтобы успеть подняться на ноги. Ничто не смягчало немилосердный жар солнца, ни единого дуновения ветерка. Кэл чувствовал, как ручейки пота стекают по груди, как прилипает к телу белье. Очень осторожно он начал вставать, уперся в стену одним коленом, обеими руками намертво вцепился в кирпичи.

Внизу раздались радостные возгласы, когда ковер раскатали побольше.

— Ты только глянь, какая работа, — говорил Гидеон.

— Ты думаешь о том же, что и я? — спросил Базо, понизив голос.

— Откуда я знаю, о чем ты думаешь, если ты мне не говоришь? — отозвался Гидеон.

— Скажем, если снести его в лавку Гилкрайста… Можно получить приличную цену.

— Шеф узнает, что ковер пропал, — возразил Шейн.

— Потише, — Базо напомнил компаньонам о присутствии Кэла.

Но Кэл был слишком сосредоточен на своем нелепом хождении по канату, чтобы уличать кого-то в воровстве. Он сумел встать на стену обеими ногами и теперь готовился распрямиться во весь рост.

А во дворе продолжался разговор:

— Возьми-ка за тот край, Шейн, раскатаем его целиком…

— Как думаешь, он персидский?

— Не имею ни малейшего понятия.

Очень медленно Кэл встал, раскинув руки в стороны. Он старательно держал равновесие и отважился бросить быстрый взгляд на оконный карниз. Голубь все еще сидел там.

Снизу донесся шорох разворачиваемого ковра. Возгласы грузчиков перемежались словами восхищения.

Изо всех сил стараясь не отвлекаться на них, Кэл сделал первый неуверенный шаг по стене.

— Эй ты, — пробормотал он, обращаясь к птице, — помнишь меня?

Тридцать третий не обратил на него внимания. Кэл сделал следующий мелкий шажок, потом еще один, его уверенность крепла. Теперь он понял, как сохранить равновесие.

— Спустись ко мне, — льстиво произнес этот прозаический Ромео.

Голубь, кажется, узнал голос хозяина и наклонил голову в сторону Кэла.

— Иди сюда, мальчик… — звал Кэл.

Он протянул руку к окну и одновременно отважился сделать еще шаг.

И в этот момент другая его нога соскользнула или же под каблуком раскрошился кирпич. Он услышал собственный испуганный крик, от которого сидевших на карнизе птиц охватила паника. Они вспорхнули и улетели, а хлопанье их крыльев стало насмешливыми аплодисментами Кэлу, размахивавшему руками на стене. Он перевел блуждающий от страха взгляд с собственных ног на двор внизу.

Нет, не на двор. Двора не было — Кэл увидел ковер. Ковер был полностью раскатан и заполнил собой двор от стены до стены.

То, что произошло дальше, промелькнуло за пару секунд, но либо разум Кэла был быстр как молния, либо время исчезло, потому что ему показалось, будто в его распоряжении все время на свете…

Этого времени хватило, чтобы разглядеть волнующее хитросплетение узоров раскинувшегося внизу ковра, вселяющее трепет многообразие искусно вытканных деталей. От старости краски поблекли, пурпурный цвет стал розовым, а темно-синий — небесно-голубым, кое-где ковер был протерт до основы, но с того места, откуда смотрел Кэл, впечатление было ошеломляющее.

На каждом дюйме ковра были вытканы свои отдельные мотивы. Даже кайма состояла из разных узоров, немного отличавшихся друг от друга. Но впечатления чрезмерности не возникало, жадный взгляд Кэла явственно различал все фрагменты. Кое-где узоры соединялись и переплетались, а в другом месте разделялись, оставаясь рядом, как равные соперники. Одни держались внутри границ каймы, а другие выходили за нее, будто желая присоединиться к пиршеству красок в середине.

По всему полю ленты красок выписывали арабески на фоне знойных коричневых и зеленых оттенков. Формы, казавшиеся чистыми абстракциями — как страницы дневника безумца, — вытеснялись стилизованными флорой и фауной. Но это великолепие бледнело в сравнении с центральной частью ковра — гигантским медальоном, ярким, как летний сад. Там замысловато переплетались сотни мелких узоров, и глаз воспринимал их как цветы или формулы, упорядоченность или сумятицу, находя отголосок каждого мотива где-то в другой части грандиозного полотна.

Кэл охватил все это единым чудесным взглядом. Со второго взгляда видение стало меняться.