Сотня золотых ос (СИ)

Словно нужно куда-то бежать, что-то исправлять, потому что вот-вот все разлетится на куски. Все разлетится, щелчки на табло станут чаще, и крутиться оно будет в обратную сторону. Что-то крадется, готовится к прыжку, тянет энергию, присосавшись к генераторам и поблескивает синим в темноте — что за странные фантазии?

Что-то готовится. И чему-то нужно помешать забрать…

Думать о том, как нечто нарушит его безупречные планы, было невыносимо. Эти мысли свербели, зудели и ворочались зарождающейся головной болью.

Думать о своих безупречных планах, доме и жизни в Среднем Эддаберге было упоительно. И думать, сколько он сделал для того, чтобы сейчас бояться это потерять — это было еще лучше.

Программа была готова. Большая, сложная, Рихард ею очень гордился. Все выпуски были распланированы на неделю. Ради своего последнего выпуска он даже решился поделиться авторским методом — «исповедальней». Ни один центр до «Сада» не применял такой вид терапии, хотя попытки эксплуатировать религиозные атавизмы конечно были и до него.

Этой частью грядущей программы Рихард особенно гордился. У него была потрясающая история для потрясающей Анни, которой осталось совсем немного постараться и получить свою индульгенцию.

У Анни была темная история, но уходить и полагается с эффектным затемнением, кому как не Рихарду об этом знать.

Он никому не позволял заходить в башню много лет. Только пациентам и проверяющим. Рихард берег свой метод от чужих глаз и яркого света. Такими вещами не делятся, а пристальное внимание убивает всякую тайну. Он бы просто не смог снова заставить людей поверить, раскрыться, даже с таблетками и отдушками в ароматизаторах, если бы все узнали, как именно расположены в башне драпировки, пощупали темное дерево исповедальной кабинки.

Посмотрели на ритуал со стороны.

Но теперь Рихарду больше нечего беречь — в его жизни отныне не будет ни башен, ни чужих секретов. Пусть другие выслушивают про эротические фантазии и мелкие грешки, а он — теперь-то почему бы и нет — с удовольствием научит это делать.

Он хотел бы помочь Анни снять эфир, но они решили, что будет лучше, если она останется одна. Рихард заказал несколько новых ламп и камер, остальное Анни сделает сама.

Его всегда удивляло, насколько легко достичь популярности на живых эфирах. Можно смоделировать любую реальность, можно снять электронный слепок человека, создать его аватар, повторяющий мимику и жесты, но стоит кому-то выйти в живой эфир, показать собственное лицо и сделать что-то по-настоящему — рейтинги и очки симпатий росли так быстро, что не выдержало бы ни одно табло.

Кто придумал, что курить крепкий табак и пить крепкий алкоголь — хорошая идея? Все вкусы слились в кисловато-терпкую горечь. Но даже горечь казалась восхитительной.

Анни снимет свою историю в виде исповеди. В башне. Только она и камеры, которыми он, конечно, будет управлять сам, не сможет же Анни сама выбирать ракурсы.

Это будет эфир для второго дня выпускных программ, для первого лучше что-то более традиционное. Но в первый день нужно порепетировать. Проверить связь, посмотреть, насколько Анни убедительно смотрится в кадре.

Но Рихард был уверен, что она будет смотреться убедительно.

Да, конечно же, да.

До начала отчетных программ последнего в его жизни выпуска остался еще один день.

…

Марш было страшно. Это был особенный страх, незнакомый. Она думала, что уже ничего не может бояться — после того как она потеряла глаз, потеряла Леопольда, после того, как нашла всех своих темных двойников и осталась с ними жить. После этого она ничего не должна была бояться.

Но она боялась.

Когда начнутся эфиры Рихарда Гершелла, эфиры, на рекламу которых он явно не пожалел средств, она будет у себя дома смотреть трансляции с внешних камер «Сада». На этот раз она не приблизится к месту взрыва, не позволит, не даст ни одного повода выставить себя виноватой. Гершлл не вывернется — Освальд и остальные дали ей доступы к своим профилям. Они сами согласились взять ответственность за этот поджог.

Марш уже с трудом помнила, что им наплела. Что-то про высказывание, про революционные акции? Ах да, серебристая оса, лучший эфир недели. Очки, благодаря которым можно позволить себе несколько лет хамить людям и не бояться ответственности.

О, она могла потратить эти очки куда лучше. Но Марш давно не видела смысла тратить рейтинг на себя.

Что она могла? Переехать в комнату побольше? Открыть себе доступ к нижнему уровню учебных программ, чтобы ее научили собирать конвенты или настраивать рекламу для других конвентов?

Марш уже поняла цену успеху там, в виртуальном пространстве. Поняла, чего хотят настоящие люди — жадные глаза и перекошенные рты, вот уж нет.

А главное — она эти очки зарабатывала не для себя. Она на них права-то не имела, но раз уж так получилось, что они остались с ней — почему бы не потратить на право быть собой.

Этой всем неприятной, мерзкой собой.

Девушка в стеклянной башне смотрела мрачно.

— Чего ты боишься?