Сотня золотых ос (СИ)

Дверь не открывалась. Марш успела подумать, что Аби ее обманул, что родственники Леопольда открыли его профиль посмертно, а отметка о смерти не появилась из-за сбоя, и еще что у нее просто очередной приступ, лекарство в манжете опять кончилось, и она просто пришла скрестись в чужую комнату.

Когда дверь наконец-то открылась, Марш даже не сразу это поняла — так и осталась стоять с протянутой к датчику рукой.

Она хотела, действительно хотела сохранить лицо. У нее был план — эйфорины, макияж, пиджак и шарфик, злость, которая позволяла ей не только огрызаться на людей в лифтах, но и удерживать мечущийся рассудок.

Только вдруг не стало никакой злости, и шарфик Бесси ничем-то ей не помог.

— Это вы, — просипела она, вцепившись в косяк. — Вы живы. Вы… вы живы.

Эти слова прозвучали почти обвинением.

А Леопольд молчал. Щурился, вглядываясь в ее лицо, и за спиной у него почему-то стояла непроглядная темнота.

Здесь нет света? Отключили за неуплату, произошел сбой и заявка на ремонт висит где-нибудь в конце очереди?

— Марш Арто, — наконец сказал он. — Ты — Марш Арто.

Она завороженно кивнула.

Леопольд не выглядел больным или изможденным, но все, что бы они ни замечала в его облике, было неправильным. Взгляд как раньше — но более растерянный и мутный. Черная рубашка — мятая. Серебристо-лиловый халат — с потертыми рукавами и потрепанными лацканами.

— Заходи, — опомнился он. — Я надеялся, что ты не придешь.

— Почему? — спросила она, окончательно убедившись, что шарф никого не обманул.

— Я снял приватную отметку с профиля чуть больше двух недель назад, — усмехнулся Леопольд. — Если бы ты жила, как я надеялся — ты бы об этом вообще не узнала. Что с глазом, Марш? — неожиданно строго спросил он, и ей сразу захотелось спрятаться или хотя бы закрыть лицо.

Он зажег свет, и она почувствовала секундное облегчение — комната выглядела вполне прилично, чистая, сухая и светлая. Но батареи гудели совсем как у Бесси — обиженно и прерывисто. И не грели.

В углу она заметила портативный обогреватель.

— Катаракта, — с вызовом выплюнула она подготовленную ложь. И тут же поняла, что теперь злость пришла невовремя и выдала ее еще до того, как она ответила.

— Врешь, — безжалостно ответил Леопольд.

Вытащил из-под кровати два складных пуфа. Подошел к длинной и узкой картине — золотые деревья на черном фоне — и зачем-то начал снимать ее со стены. Марш не сразу поняла, что это столешница — у нее была такая же, но она много лет ею не пользовалась. И уж точно не додумалась бы ее украшать.

— Я болела, — она решила говорить полу-правду.

— Болела, — кивнул Леопольд. — И что ты с собой сделала?

Она не так себе представляла их встречу. Марш раздраженно растерла руки, обнаружила, что так и не сняла перчатки. Стянула их, сунула в карман, поправила ворот свитера, пригладила волосы, разбивая слова на суетливые движения.

Что ему сказать?

Нет, только не правду, нельзя говорить ему правду.

— Ты ведь не врать сюда пришла, — уже мягче сказал он. — Могла бы одеться как привыкла, в таком пиджачке и в такой холод… Рихард же обещал, что тебя вылечат…

— Гершелл — подлый, трусливый мудак! — взвилась она.

Вскочила с пуфа, на который успела сесть, чтобы перестать нависать над Леопольдом — она успела забыть, что он был ниже — и собралась было начать метаться по комнате, но заметила, что с ботинок течет грязная вода, а покрытие на полу светлое и маркое. И пристыженно села обратно.

В тот же момент до нее дошел смысл его слов.

— Что Гершелл вам обещал? — прошептала Марш. — Что-то он вам…

— Какое это имеет значение, если он все равно ничего не сделал, — устало ответил Леопольд, садясь рядом.

А все-таки он постарел. Марш завороженно смотрела, как он касается датчиков на круглом синем заварочном чайнике. У Бесси был такой же.

Бесси бы ему понравилась.

Надо было взять ее, а не шарфик.

— Как вы… как вы здесь живете? — спросила она, пытаясь придать голосу былую твердость. Но изнутри неумолимо прорывалась морозящая дрожь, уже сожравшая две таблетки эйфоринов и все шипы, которые она старательно затачивала и пропитывала ядом все эти годы.

— Очень хорошо, — отрезал он. — Это обычный дом, Марш. Стены, пол и потолок.

— Здесь не работают батареи! — прошипела она, сжав руки, чтобы запереть проклятую дрожь между похолодевших ладоней. — И я слышу, как за стенкой кто-то е…

Она осеклась. Но задорные ритмичные повизгивания и скрип кровати действительно было слышно.

— Аве Аби. Включи «Ольтору» Лежье, — невозмутимо скомандовал он.

Марш вздрогнула, будто ее уличили в чем-то постыдном. Она не просто так просила включить именно эту симфонию на Стравках. Леопольд советовал ее как средство релаксации и учил считать такты, если просто музыки недостаточно.

Это была очень дорогая ей музыка, только вот именно от нее Марш по-настоящему хотелось убивать.

— Может, он и батареи вам включит?

— Включит, — заверил ее Леопольд. — Может, уже в следующем году. Или через два года. Но я достал обогреватель, в комнате тепло.

Марш сжимала руки так, что пальцы начали белеть, но дрожь все не унималась.