Сотня золотых ос (СИ)

Марш все еще плохо различала очертания предметов, но приступ почти отступил. Она кое-как натянула манжету, которая тут же начала разъяренно клевать ее иглой. От лекарств тошнило и кружилась голова, но Бесси принесла такие новости, что Марш вдруг понадобилась вся злость, заключенная в контейнерах под черным бархатом.

Сначала пришла радость. Одуряющая радость, лучше всех взрывов, всех лекарств, такая злая и звонкая, что Марш даже сначала не поверила, что это чудо действительно случилось с ней.

«Анни пошла в башню ставить камеры» — ну разве можно придумать лучше?

Чего хотят шесть миллионов жадных глаз и искривленных ртов? Крови. В этом мире осталось так мало настоящей крови. Стоит пролиться хоть капле, как в сети поднимался встревоженный гул миллионов мух.

Мухи бросали сиропы конвентов про осознанное потребление и дерьмо конвентов с семейными драмами, потому что где-то случилось нечто по-настоящему редкое. Аби не давал проливаться крови, Аби осуждал и пресекал любое насилие, но если кровь проливалась, мухи из сети слизывали ее без остатка. Иначе не существовали бы Стравки, иначе Марш не получила бы свою осу.

И теперь у Марш есть такая потрясающая, такая сладкая тема. Лучше лезвий с серебристыми рукоятями, лучше взрывов и высказываний про сенатора Кьера. Тема на десять золотых ос и одну потрясающую, совершенную месть.

Если люди узнают, что выпускники Гершелла не только взорвали башню, но и убили человека — он лишится не только карьеры. Он не просто не поедет в Средний Эддаберг, он в лучшем случае переедет в соседнюю с Леопольдом комнату.

Убили человека.

В соседнюю комнату.

Убили человека.

Когда она опубликует манифесты — убьет еще троих. Выставит этих дурачков убийцами, и они получат такой шквал репортов, что им даже штраф не успеет прийти.

Освальд тоже виноват. Да! И может быть, Даффи и Иви тоже знали, что девчонка пошла в башню, и тоже ничего не сказали, не захотели быть хорошими людьми, так почему Марш должна?!

Она убьет еще троих — и Рихарда Гершелла.

Или не убьет больше никого. И тогда все будет зря. Гершелл вывернется и наверняка поедет в Средний Эддаберг, а Марш останутся остывшие руины заброшенных домов, умирающий Леопольд и призрак девушки, рисовавшей себе веснушки.

Комната стала беспощадно четкой. Оказывается, в ней все это время было темно. А потом пришло осознание — его вбила в кожу игла в манжете, его выжег в сознании строгий взгляд Леопольда и присыпал солью растерянный шепот Бесси.

Марш подняла взгляд. Бесси что-то бормотала в воротник, видимо, пытаясь дозвониться до Освальда.

— Аби говорит, профиль Освальда заблокирован, — расстроенно сообщила Бесси.

— Вот как… — тихо сказала Марш. — Ну что же… Без него обойдемся. Скажи мне, Бесси, я плохой человек?

Она посмотрела так, будто удивлялась, что Марш не понимает каких-то очень простых вещей. Подошла к ней, взяла за руку, и Марш не стала отдергивать ладонь. Впервые позволила кому-то разглядывать свой браслет. И она все надеялась, что Бесси скажет что-то другое. Что она не даст самый глупый и пустой из возможных ответов. Единственный ответ, в котором Марш точно не найдет утешения.

— Аби говорит, нет, — улыбнулась ей Бесси, показывая свой браслет. — Это я, я плохой человек.

Это было плохое утешение. Худшее из всех, что Марш могла себе представить.

— Бесси… иди к себе, ладно? Возьми вот… ботинки бери, пальто — и иди, хорошо?

Эта девочка позвала ее из белого безумия, не дала туда уйти. И Марш не была ей благодарна, но никак не могла ее ненавидеть.

Марш теперь убийца. Это такая необычная роль, которая под надзором Аби почти никому не достается. Она убийца, и ее аватар — тоже, ведь они вместе решились на взрыв. А Аби она обманула — Марш не хотела себе врать. Ее прошлое, ее настоящее и будущее спеклись в одно беспощадное слово, и Марш понятия не имела, что теперь делать. Ей было страшно. Ей хотелось, чтобы хоть кто-то сказал, что она ни в чем не виновата.

Но даже Бесси не смогла.

Зря Леопольд в нее поверил.

Не зря она так легко представила себя хищником с израненными щупальцами и ядовитым жалом. Марш вспомнила, как оживала податливая фантазия, как мучительно хотелось сделать по-своему хоть раз.

Отравить, уничтожить и сожрать. Наконец-то мечты начали сбываться, разве не здорово?

Бесси ушла незаметно. Марш несколько раз медленно обошла комнату, убеждаясь, что она действительно одна. Села за стол, развернула три манифеста на трех экранах.

Без них все будет зря.

Освальд повел себя как подонок и трус. А она ничего не знала. Ни в чем не была виновата.

Незачем жалеть подонка и труса. И почти незнакомых ей Даффи и Иви незачем жалеть.

Ее никто никогда не жалел. И уже никто не пожалеет.

А может никто не умер? Может, эта Анни никуда не пошла, или задержалась у оранжереи, или зашла к Гершеллу пожелать удачи перед эфиром?

Марш не могла узнать наверняка. А публиковать манифесты нужно сейчас.

Марш смотрела на экраны. Улыбалась, водя в воздухе пальцами, словно протирала невидимое лезвие, и точно знала, как поступит.

…