Сотня

– Может, нам нужно уйти подальше? – дрожащим голоском спросила маленькая уолденская девчушка, отступая еще на шаг в лес.

– Непохоже, чтоб пламя перекинулось на деревья,– просипел парень с Аркадии, стоявший возле принесенных из лагеря почерневших от сажи канистр с питьевой водой.

Парень был прав. Кольцо лишенной растительности почвы вокруг поляны было достаточно широко для того, чтобы остановить охвативший палатки огонь. Пламя не дотягивалось даже до самых нижних веток деревьев.

Уэллс отвернулся, пытаясь высмотреть Кларк. Ну или хотя бы слабый намек на то, что она где-то там, в лесу. Но его любимая исчезла, словно тень, хотя он почти физически ощущал, как пульсирует в темноте ее горе. Каждая клеточка его тела взывала о том, чтобы броситься на поиски, но Уэллс знал, что это безнадежно.

Кларк права. Он действительно разрушает все, к чему прикасается.

– Ты выглядишь устало,– сказал Канцлер, внимательно посмотрев на сына, сидевшего напротив него за обеденным столом.

Уэллс поднял глаза от тарелки, в которую смотрел на протяжении всей трапезы, и коротко кивнул.

– Со мной все в порядке.

Правда состояла в том, что он уже несколько дней не спал. Образ разъяренной Кларк был намертво впаян в его мозг, и каждый раз, закрывая глаза, он видел, как девушку уводят охранники, видел ужас на ее лице. Каждый раз в тишине, наступавшей между двумя сердцебиениями, Уэллс слышал в своей голове ее полный муки крик.

После суда Уэллс умолял отца снять с Кларк все обвинения. Он клялся, что она не имеет ничего общего с экспериментами ее родителей, и что ее и так чуть не убили угрызения совести. Но Канцлер лишь сказал в ответ, что он над этим не властен.

Уэллс поерзал на стуле. Если честно, он бы на один космический корабль с отцом не сел, не то что за один стол, но приходилось соблюдать хотя бы видимость приличий. Если он позволит гневу вырваться наружу, отец просто обвинит его в незрелости, иррациональности и неспособности понять закон.

– Я знаю, ты на меня сердит,– сказал Канцлер и отпил глоток воды,– но я не могу отменить результаты голосования. Ведь Совет и существует именно для того, чтобы в одних руках не сосредоточилась слишком большая власть.– Он покосился на мигающий персональный чип, встроенный в наручные часы, и снова посмотрел на Уэллса.– Доктрина Геи и без того довольно жесткая штука. Мы должны дорожить той толикой свободы, которую она оставляет.

– Ты хочешь сказать, что Кларк должна умереть для поддержания демократии, даже если она ни в чем не виновата?

Канцлер смерил сына взглядом, который еще недавно просто впечатал бы Уэллса в кресло.

– Я думаю, о невиновности тут не может быть и речи. Она совершенно точно знала об опытах.

– Эти опыты их заставил ставить Родос. Это его надо наказывать!

– Хватит,– сказал Канцлер таким холодным тоном, что ярость Уэллса почти угасла.– Не желаю слушать подобную чушь в собственном доме.

Уэллс уже приготовил сердитую отповедь, но тут раздался звонок в дверь. Отец смерил сына выразительным взглядом, когда дверь открылась, и в квартиру вошел Вице-канцлер собственной персоной.

Юноша едва сдержал враждебность, когда Родос кивнул ему в знак приветствия. Отправляясь следом за отцом в его кабинет, Вице-канцлер имел обычный самодовольный вид. Когда дверь за обоими мужчинами закрылась, Уэллс встал из-за стола. Он знал, что ему следовало бы уйти в свою комнату, плотно затворив за собой дверь. Он всегда так делал, когда отец принимал дома визитеров. Еще несколько дней назад Уэллс поступил бы именно так. Несколько дней назад он не осмелился бы подслушать приватную беседу, но теперь это его не смущало. Он подкрался к двери кабинета и вжался в стену.

– Челноки готовы,– начал Родос.– Нет причин медлить.

– Причины есть.– В голосе отца звучала нотка раздражения, как будто этот разговор велся уже не в первый раз.– Мы до сих пор не уверены, что радиация снизилась до безопасного уровня.

За дверью кабинета воцарилась тишина, Уэллс резко вдохнул и затаил дыхание, чтобы ничем не выдать своего присутствия.

– Потому-то мы и отправляем туда преступников. Почему бы осужденным не принести пользу Колонии?

– Даже малолетние заключенные имеют право на шанс выжить, Родос. Для этого и назначается повторный суд в день их восемнадцатилетия.

Вице-канцлер ухмыльнулся:

– Ты же прекрасно знаешь, что никто из них не будет помилован. Мы не можем позволить себе разбрасываться ресурсами. Мы в цейтноте.

«О чем он говорит, какой цейтнот?» – удивился Уэллс, но, прежде чем он успел обдумать услышанное, его отец внес ясность:

– Эти рапорты изрядно все преувеличивают. Запасов кислорода нам хватит минимум на несколько лет.

– И что потом? Отдашь приказ погрузить всю Колонию в челноки и станешь надеяться на лучшее?

– Мы пошлем туда малолетних заключенных из Тюрьмы, как ты и предлагаешь. Но не сейчас. Даже если неполадки в секторе С-14 усугубятся, у нас еще есть время. Первую партию заключенных можно будет отправить в течение года.

– Ну, если ты считаешь, что так будет лучше…