— Кончайте его… быстро и без разговоров.
— А что, ты больше…
— Все! Кончайте.
Дормидонт Заика, в отличие от напарника, ни удивляться, ни вообще как-то реагировать на Мишкины слова не счел нужным — как шел, не торопясь, так и дошагал до дерева, к которому привязали пленника. А как дошагал, махнул рукой и проломил ляху висок рукоятью кинжала — ни крови, ни криков. Сунул кинжал в ножны и принялся отвязывать мертвое тело так же деловито и неторопливо, как недавно возился у костра.
Конечно, хорошо было бы привести в Туров такого свидетеля, но если княгиня Туровская узнает, что Мишке стало известно о каких-то ее связях с комесом Силезии… Нет, лучше не рисковать.
— Если будут спрашивать, скажете, что от пыток помер.
Заика только молча кивнул, а Арсений поинтересовался:
— И Корнею тоже так говорить?
— Нет, Корнею и Аристарху можете сказать, как было, но больше никому.
— Ага! А про нас потом говорить станут, что мы дела своего не знаем и у нас пленники мрут!
— Ну, скажешь, что это я его угробил, — Мишка пожал плечами. — Ты предупреждал, а я по неумелости перестарался. Я, если что, подтвержу.
— Угу… ну, ладно, коли так. А узнать-то, что хотел, узнал?
— Узнал.
— И что?
— Сказано в Писании: "Во многом знании многие печали, и умножающий знания, умножает скорбь". Я же не зря просил…
— Ты мне книжную науку не тычь! — Арсений вроде бы и не совершил никакого угрожающего движения, почти не изменился в лице, но… как-то вдруг стал ОПАСНЫМ. — Я тебя не о том спрашиваю, про что ты в тайности с ляхом говорил! Ты похвастался, что УМЕЕШЬ спрашивать, вот и рассказывай, что сумел вызнать!
Сказано все это было таким тоном, что Мишка понял: от оплеухи его уберегла только публичность разговора, были бы они с Арсением наедине, непременно огреб бы.
— Прости, дядька Арсений, не понял я. — Мишка покаянно склонил голову. — Ну сам посуди: я же впервые на допросе оказался… виду, конечно, старался не показать, но… ты ж понимаешь…
— Понабрался, понимаешь, у попа… правильно Корней говорил…
— Будет! — прервал Арсения Молчун, и тот, к Мишкиному удивлению, мгновенно заткнулся.
В свое время Михаил Ратников наслушался немало разговоров о спецназе. Всякое, конечно, болтали, но вот сейчас вспомнилось то, что казалось похожим на правду. Если в линейных армейских частях офицеры — командиры взводов, рот, даже батальонов — могли не знать общего замысла операции и просто выполняли свою часть задачи, то у спецов о задании знали все, вплоть до рядовых. Да и субординация у них не в чести — общались почти на равных. Возможно, и в десятке Егора дело поставлено именно так?
— Вы, наверное, удивились, для чего я расспрашивал о ляшских вятших людях? Про все эти роды Скарбеков, Лебендзей, Палуков, Одровонжей, не говоря уж о Пястах… — Мишка "собрал" взглядом внимание аудитории, и ратники тут же стали подтягиваться к нему, замыкая кольцо.
— Так вот, господа ратники, — продолжил Мишка, — мне это нужно для того, чтобы понять: продолжатся еще такие наскоки ляхов на нас или можно их больше не опасаться? Получается, что таких наскоков быть не должно.
Мишка еще раз оглядел ратников — те ждали разъяснений, одной констатации факта им явно недостаточно. Риск конечно же был — во внутренней политике Польши Мишка не разбирался совершенно, в международных проблемах XII века тоже, но подростку (хоть в этом-то польза от возраста!) ошибиться было простительно.
— У нас все князья из одного рода — Рюриковичи, но и то мира и согласия между ними мало. Вон что князья Полоцкие нынче сотворили. У ляхов, в отличие от нас, князь-то один, зато набольших бояр хватает, и грызутся они между собой за местечко потеплее не меньше наших, а потому им выступить заедино не так-то просто.