Сотник. Чужие здесь не ходят

Тут другое нужно было продумать – кое-что об уважении и отношении людей. Богатство – от Бога, трудись и богатей – это ведь протестантская этика, а до появления протестантизма, до знаменитых девяноста пяти тезисов Мартина Лютера еще ого-го сколько! Да и… Где германские земли, а где – Русь? Впрочем, и на Руси что-то подобное появлялось… появится – в Новгороде, лет через триста. Стригольники, жидовствующие и прочие ереси – самый настоящий русский протестантизм! Ну, до того далеко еще… Хотя – надо! Если уж думать глобально, то без идеологии – никуда.

«Ох ты ж, сэр Майкл! Не слишком ли замахнулся? Ишь ты – протестантизм! Философ, ага… Марк Аврелий… Бэкон… Спиноза…

Давай-ка, сэр Майкл, – спустись с небес на землю, о земном подумай! О насущном. Как там у Блаженного Августина? Град Земной и град Божий? Так вот – о граде земном. О Божьем – уж потом как-нибудь, на досуге… Пока же конкретные проблемы нужно решать – и как можно быстрее!

Итак, сэр… Что вырисовывается? А то, что кто-то очень хочет сорвать торжки – вот что! Конкуренты – мастера-суконники, возможно – купцы. И очень может быть – их кто-то умело и тонко направляет… Ясно кто – Юрий, суздальский князь, старый и упертый вражина, интриган, каких еще поискать! Между прочим – будущий основатель Москвы! А ведь когда-то не так и давно боярин Сан Саныч Журавль с Дамиром-мастером (люди из будущего!) предлагали Юрию все! Технологии, обучение войска, социальная инженерия – все ради того, чтоб Русь вновь стала единой, крепкой… Пусть даже под Юрием… И не было бы никакого ига! А к Юрию имелись подходы – просто сложилось так… Отказался! Не захотел быть кому-то обязанным, сам замыслил всех под свою власть! Вот уж точно – Долгорукий… С той поры «журавли» – а потом и ратнинцы – самые главные его враги. Слишком уж много узнал Юрий-князь… Слишком уж многое ему поведали… Надеялись… Увы!»

Добравшись до Турова с попутным купеческим караваном – три большие ладьи и две долбленки, – Ермил первым делом зашел в корчму. В ту, что на самой пристани…

Уселся в углу, заказал на половину ромейской медяхи сыто да пирожки с горохом – пищу бедняков, да, потягивая сладковатый напиток, незаметно поглядывал на посетителей, а больше – слушал. В корчме ведь много чего говорили, тем более сейчас, ближе к вечеру.

Народишку собиралось все больше, и люд-то был самый простой – грузчики, лодейщики, артельщики-каменотесы, плотники да прочие мастеровые, из тех, кому на заезжий дом Галактиона Грека путь заказан, потому как там – только для «лучших» людей, для купцов да приказчиков – гостей торговых. Здесь же, у пристани, народец попроще… Песни пели, болтали, с азартом следили за петушиным боем, устроенным каким-то смуглявым типом, потом подрались – но пока что так, вполсилы, не взахлеб.

– Парень… пирожка не отломишь? – уселась рядом какая-то тощая девка. Босая, в серой посконной рубахе до щиколоток, запона сермяжная, веревкой простой подпоясана, на голове – черный платок, из-под платка – белесые пряди. Лицо узкое, смуглое… хотя нет – скорей, просто загорелое… впалые щеки, длинный тонкий нос да большие светло-серые очи.

Несмотря на молодость, Ермил был юношей умным и в высшей степени наблюдательным, да и господин сотник много чему научил.

Девчонка… Паломница, верно, или просто нищенка. Не сказать чтоб уродка, но и красивой не назовешь. Хотя смотря как поглядеть… Вон, Добровоя тоже не всем красавицей кажется… Может, и эта – если отмыть да приодеть…

– На, кушай! – отломив полпирога, Ермил щедро поделился с нищенкой. Да тут же, вспомнив присказки сотника, не удержался, съязвил: – Ни в чем себе не отказывай, дщерь! Сыта тебе купить? Или пива хочешь?

– Спаси тя Бог, милостивец! – мотнув головой, нищенка перекрестилась и с жадностью впилась зубами в пирог.