Сотник. Не властью единой

– Лешака?! – Миша вскинул глаза.

– Нет, господине, – покрутила головой Добровоя. – Не лешака, а лешачину. Лешаки – это люди, из земель Журавля-боярина. Лешачина же – не человек, а леший – хозяин леса. Здоровенный, весь в траве-мураве, на голове – оленьи рога! Да еще хвост, как у коровы.

– И все это они рассмотрели?

– Рассмотрели… Месяц как раз вышел. А он, леший-то, из реки и вышел. Как раз по берегу шел, пробирался за кустами. В стогу слышно было, как кряхтел. Сиянка-то других своих повлюбленков боялась, хоронилася… Вот и прислушивалась. Как услыхали шаги – тут же в траве и схоронились. А уж потом увидали – леший! Говорят, страшный такой… с рогами!

– И что этот страшный с рогами делал?

– А ничего не делал. Походил возле стогов да ушел, а куда ушел – того милованцы не видели, к своим убегли. Испугалися.

– И ничегошеньки никому не рассказали? – не поверил сотник. – Да быть такого не может, чтоб не похвастались! Как же – лешего увидали. Такое уж не каждый раз.

Добровоя скривила тонкие губы. Не улыбка вышла, скорей – гримаса, отчего плоское лицо ее стало еще более некрасивым, страшненьким даже.

– Они б и похвастались. Кабы не боялись. У Бажена дева есть, у Сияны – парень, почти жених… Вот и испугались. Что уж тут говорить, трусоваты оба.

Леший… Михаил Андреевич Ратников ни в каких таких леших и прочих русалок не верил напрочь, как и во все, что противоречило диалектическому материализму. Михаил-то Андреевич не верил… а вот Миша Лисовин – так очень даже! Да мало ли кто в этих чащобах языческих жил, людям потихоньку гадил? Леший, водяной, русалки… Гнусный кровавый морок – Морена, Мара, кикимора, что выходит по ночам из своих поганых туманных болот, пьет кровь и людские сердца выедает! По крайней мере, именно так утверждала тетка Нинея, ведьма и жрица, – а с чего бы ей врать-то? Внучка еще ее, Красава… Красава-краса… Вот уж точно краса, не зря Юлька ее недолюбливает!

«Ну, что скажете, сэр Майкл?»

Выпроводив Добровою, сотник развалился в резном полукреслице и, вытянув ноги, принялся разговаривать сам с собою – думал.

«Итак, сэр Майкл, что мы имеем? Имеем предположительно нескольких лешаков – воинов-невидимок из земель Журавля. Кому они там сейчас починяются, Бог весть. Кто-то – местным, а кто и свою игру ведет. Могли лешаки все это непотребство спроворить – и на покосе, и на кладбище? Если им надо – запросто. Иное дело, что раньше они как-то ничем подобным не грешили, вели себя смирно и по чужим землицам не пакостили. Так-то оно так. Но ведь все могло измениться! Кто-то мог лешакам – тем самым, что себе на уме – что-то пообещать, подкупить, наконец… На эту тему надо бы лучше с Кузнечиком, с Тимофеем… Он ведь оттуда – больше про лешаков знает.

Да, лешаки… больше некому! На пастбище пробрались незаметно, а на покосе их – его! – совершенно случайно заметили. Совершенно случайно… Что, что, сэр Майкл? Говорите – леший? Ну-у, батенька! Эдак до чего угодно договориться можно. С нечистой силой нам как-то бороться не с руки, так будем пока считать, будто ее и не было. А были лешаки, воины-невидимки… Впрочем, не такие уж и невидимки – здоровенный, с хвостом и оленьими рогами! Ну, это все можно легко приделать… опять же – для маскировки. В леших здесь верили все, такое уж было мировоззрение – полухристианское-полуязыческое… Религиозное! В Средние века иного ни у кого не имелось!»

Кузнечика сотник лично навестил в мастерской.

– Здорово, брат Тимофей!

Друзья обнялись, хотя последний раз встречались всего-то день назад.

– И вы… ты… День добрый!

– Кому добрый, а кому и не очень, – усаживаясь рядом с токарным станком, посетовал Миша.