Сотник. Не властью единой

Сотник оказался на пристани минут через десять. И впрямь – у корчмы гомонили. Тот самый толстобрюхий пропойца-купец, как его… Мефодий! И с ним еще двое, лет примерно по тридцати, одеты небедно… Да, верно, купцы с причалившей вечерком ладейки! Даже при луне видать было – пьяные, а уж если речи послушать…

– Верно, робяты! Так оно… оно и есть…

– У кого есть? У тебя?

– И у меня есть… А у вас – нету!

– А… А… А чего у нас нету, друже?

– Того! А ну-ка, еще стрельнем… Дай-ко стрелу… Ща на спор! Вон в то дерево…

– Так ты и первый раз не попал!

– Дак эт я того… Это я в луну целился!

Сотник сжал кулаки и сплюнул. Вон тут что, оказывается! Питухи-пианицы на спор из лука бьют. Куда Бог пошлет… В луну он целился, паразит! Ишь, разорались. Надо бы стражу послать – утихомирить. Хотя… Стражу, даже младшую, на такие пустые разборки посылать – слишком много чести! Пущай корчмарь с ярыжками своими утихомиривает разошедшихся постояльцев.

– А! А это ты кто?

Изрядно шатающийся купец углядел, наконец, Мишу.

– Конь в пальто!

Проходя мимо, сотник толкнул купчину плечом. Однако же пьяница на ногах удержался, да мало того, полез в драку – с неожиданной ловкостью и силой ухватил Михайлу за плечо… И – тут же получив в ухо! – кубарем скатился к реке, потеряв по пути и лук и стрелы.

– Вот! – один из собутыльников горе-купца одобрительно хмыкнул.

– Так ему и надо, – поддержал второй. – А то затеял тут – пойдем, постреляем! Стрелок чертов. Сидели б себе как люди…

– Так и идите, – Михаил поднял потерянный лук… не такой уж и детский. Тетива, правда, плохо натянута… – Лук заберу от греха. Скажете, пусть за ним завтра в Михайлов городок, в крепость, заглянет. Как проспится.

– Скажем, господине. А вы, никак, воевода?

– Сотник.

– А-а! То-то я и смотрю. А мы – волыняне. В Киев на торжище плывем. Эвон, лодейка наша. «Фелицатой» зовется. Корабль добрый!

– Как-как вы сказали? – закинув лук за плечо, удивленно переспросил сотник. – Фелицата?

– Этак жену нашего кормчего звали, гречанку.

Снизу, от реки, послышался шум: сопение, плеск воды…

Похоже, купчина приходил в себя. Что-то вполголоса бурчал, умывался… однако обратно к корчме не шел, боялся, наверное…

– Вы там служкам скажите, чтоб присмотрели…

– Ага, мил человек. Скажем!

Вернувшись в хоромы, Миша развалился на лавке. Так просто прилег, не раздеваясь, лишь сапоги снял да кожаный наборный пояс с мечом, ножом и калитой-сумкою. Все равно не уснуть уже – стерла сон эта чертова троица, буяны-пьяницы… тем более уже начинало светать, алел над дальним лесом край неба. Тихо было кругом – питухи успокоились, видать, продолжили пить в корчме… или вообще уснули. А Мише вот не спалось… зато хорошо думалось. На утренней-то зорьке да в тишине! Даже петухи еще не кукарекали… но вот-вот…

«Кому ж понадобилось пакостить? Лешаки сами по себе не станут – кто-то же их настропалил! А кто? Зачем? Быть может, кто-то из соседей, просто из зависти, так бывает, и гораздо чаще, чем многие думают. Завидовать-то ведь есть чему…»

После возвращения Михайлы и его друзей из Царьграда Ратное жило мирно, и даже можно сказать – богато. Кроме воеводы Корнея Агеича и его дружины каждодневный покой ратнинцев оберегала младшая стража. Имелись и школы, в том числе и девичья, «бумажные» мельницы, самострелы с прицелами, греческий огонь, а с самых недавних пор и первая типография! Примитивная, конечно, но лиха беда начало! Под чутким руководством Тимофея Кузнечика в мастерской отлили шрифт – «полуустав». Чтоб и красиво, и понятно. Задумали печатать учебники, для начала – «Азбуку» и «Математику»; Миша составлял макеты вместе с Тимофеем, и еще к делу сему хотели привлечь Юрия из земель Журавля. Подумывали и о периодической печати, благо редакция уже была: дьяк Илья – секретарь, плюс бойкие девчонки из Ратного – Евдокия, Добромира, Любава, те самые, которых Миша и раньше использовал для формирования «общественного мнения».

Кроме того, в Ратном заново оборудована пристань с торговыми рядками и гостевым домом с корчмой… будь она неладна! Появились первые мануфактуры – большие предприятия с наемным трудом – «бумажная», «сукновальная» и «стрелометная» – для арбалетных «болтов». Многие хозяева еще в прошлом году перешли к трехполью и уже к июлю дождались озимых. Народ потихонечку богател, заводил скот – коровушек, молочное и «навозное» скотоводство.

Авторитет Михайлы-сотника возрос почти до небес – ляхов разбил да еще освободил своих в далеком Царьграде! Соседи же недоумевали – как, откуда все эти новшества, зачем?

Завидовали, да. Вот и пакостили… Эх, знать бы точнее! А про засаду Кузнечик правильно сказал. Подумать только надо – где ее устроить да как.