— Я войду сегодня в тюрьму, если ты действительно тот самый твердый мужчина, который без всякого интереса слушает, как я объяснюсь ему в любви. Но до того, как я войду туда, разве ты не можешь признать, что я больше чем «в полном порядке»? Или хотя бы дай мне понять, что если бы я не была преступницей, твой пульс бился бы чуточку чаще, когда я касаюсь тебя. Я иду на долгий срок в тюрьму, может, даже на виселицу. Сделай что-нибудь, чтобы я знала, что не говорила все это мужчине, который попросту скучал, слушая меня.
Ее серебристо-серые глаза были полузакрыты, голова откинута.
Какое-то время она смотрела на меня широко открытыми серыми глазами, в которых только что были спокойствие и нежность и которые теперь слегка хмурились, словно боль свела ее брови.
Я отодвинулся от нее и включил двигатель.
Уже перед Редвуд-Сити она снова положила ладонь на мое плечо, легонько похлопала и убрала руку.
Я не смотрел на нее, и она не смотрела на меня, когда записывали анкетные данные. Она назвалась Джейн Делано и отказалась говорить без адвоката. Все это длилось недолго.
Когда ее уводили, она задержалась и сказала, что хочет поговорить со мной с глазу на глаз.
Мы отошли в угол.
Она придвинулась ко мне так, как в автомобиле, и я снова ощутил тепло ее дыхания на щеке. И тогда она наградила меня самым гнусным эпитетом, какой только знает английский язык.
Потом она пошла в камеру.
Смерть на Пайн-стрит
«Women, Politics and Murder» («Death on Pine Street»). Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в сентябре 1924 года. Переводчик М. Банькин.
Пухленькая горничная с наглыми зелеными глазами и чувственными полными губами провела меня через два лестничных пролета и впустила в продуманно обставленный будуар, где у окна сидела женщина в черном. Она была худощава, эта вдова убитого, ее лицо было бледным и осунувшимся.
— Вы из Детективного агентства «Континенталь»? — спросила она, прежде чем я сделал два шага в комнате.
— Да.
— Я хочу, чтоб вы нашли убийцу моего мужа, — у нее был пронзительный голос, а в темных глазах горел дикий огонь. — Полиция не сделала ничего. Уже прошло четыре дня, а они не сделали ничего. Они говорят, что это был грабитель, но они не нашли грабителя. Они ничего не нашли!
— Но, миссис Гилмор, — начал я, не совсем обрадованный этим взрывом, — вы должны…
— Знаю я! Знаю! — прервала она меня. — Но они ничего не сделали, я говорю вам — ничего. Я не думаю, что они приложили хоть малейшее усилие. Я не думаю, что они хотят его найти!
— Его? — спросил я, потому что она употребила местоимение мужского рода. — Вы думаете, что это был мужчина?
Она схватилась за губу и отвела от меня взгляд туда, где за окном виднелся залив Сан-Франциско, расстояние превратило лодки в игрушки. Залив синел под полуденным солнцем.
— Я не знаю, — сказал она нерешительно, — это мог быть…
Она быстро обернулась ко мне, ее лицо дергалось, и казалось невозможным, чтоб кто-нибудь мог бы говорить так быстро, как она выплевывала слова одно за другим.
— Я расскажу вам. Вы можете судить сами. Бернард не был верен мне. Была женщина по имени Кара Кенбрук. Она не была первой. Но я узнала о ней в прошлом месяце. Мы ссорились. Бернард обещал бросить ее. Может он этого не сделал. Но если бы он сделал, я бы не стала не принимать ее во внимание — женщина подобного рода способна сделать что-угодно. И в глубине своего сердца я действительно полагаю, что это сделала она!
— И вы действительно думаете, что полиция не хочет арестовывать ее?
— Я не имела в виду именно это. Мои нервы сейчас не в порядке, и я могу сказать что-то невпопад. Бернард был замешан в политике, вы знаете, и если бы полиция нашла, или даже подумала, что политика каким-то образом имела отношение к его смерти, они могли бы… я не знаю, о чем я вообще думаю. Мои нервы, я вся разбита, у меня возникают бредовые мысли, — она протянула ко мне тонкую руку, — распутайте этот клубок для меня! Найдите того, кто убил Бернарда!
Я кивнул, не особо уверенно, все еще не слишком довольный доставшимся мне клиентом.
— Вы знаете эту женщину, Кенбрук? — спросил я.
— Я видела ее раз на улице, и мне достаточно, чтоб понять, какого сорта она дамочка!
— Вы рассказали полиции о ней?
— Нет, — она снова посмотрела в окно, и потом, так как я ждал продолжения, добавила оправдывающимся тоном: — Полицейские детективы, что приходили ко мне, вели себя так, словно это я, возможно, убила Бернарда. Я боялась признаться им, что у меня была причина для ревности. Возможно, мне не стоило молчать об этой женщине, но я тогда не считала, что она могла сделать это, пока позже полиция не потерпела неудачу в поисках убийцы. Тогда я начала думать, что это сделала она; но я не могла заставить себя пойти в полицию и рассказать, что утаила информацию. Я знала, что они подумают. Итак я… Вы можете сделать так, чтоб все выглядело, будто я не знала об этой женщине. Можете ведь?