— Возможно. Но мы не смогли доказать, что Гилмор был знаком с кем-либо в том квартале.
— Много народу сбежалось посмотреть, что случилось?
— Не очень. Всегда есть люди, готовые прибежать, если что-то случается. Но Келли говорит, что не было никого, кто выглядел бы подозрительно — обычное ночное сборище. Парни прочесали жильцов соседних домов, но ничего не обнаружили.
— Поблизости стояли какие-нибудь автомобили?
— Келли говорит, что нет. Он не видел ни одного.
— Что думаете об этом деле? — спросил я.
Он поднялся со стула и уставился на меня.
— Мне не положено думать, — сказал он язвительно, — я полицейский детектив.
Я понял, что кто-то устроил ему выволочку, чтоб он не пытался найти убийцу.
— У меня есть наводка на одну женщину, — сказал я ему. — Не желаете прогуляться и поговорить о ней со мной?
— Хочу, да не могу… — проворчал он. — Мне надо быть в суде днем.
В вестибюле многоквартирного дома Гарфольда мне пришлось нажать кнопку с ярлычком «Мисс Кара Кенбрук» несколько раз, прежде чем дверь со щелчком открылась. Я поднялся по лестнице и оказался в тамбуре у ее двери. Дверь открыла высокая девушка двадцати трех или двадцати четырех лет, в черно-белом креповом платье.
— Мисс Кара Кенбрук?
— Да.
Я дал ей визитку — одну из тех, что говорила обо мне правду.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов; можно войти?
— Входите.
Она вяло подвинулась, уступая мне дорогу, закрыла дверь и привела меня в гостиную, которая была захламлена газетами, окурками разного вида, от едва тронутых, до сгоревших до пепла, и разными предметами женской одежды. Она скинула со стула пару розовых шелковых чулок и шляпку, освобождая место для меня, а сама уселась на другой, прямо на кучу журналов.
— Меня интересует смерть Бернарда Гилмора, — сказал я, рассматривая ее лицо.
Его нельзя было назвать красивым, хотя оно имело всё, чтоб таким быть. В нем было всё превосходным: гладкая белая кожа, большие, даже скорее огромные, карие глаза, но глаза были мертвенно-тусклые, лицо было столь же лишенное выразительности, как китайская дверная ручка, и мои слова не заставили ее изменится в лице.
— Бернард Гилмор, — сказала она без всякого интереса. — Ах, да.
— Вы с ним были довольно близкими друзьями, не так ли? — спросил я, несколько озадаченный ее безразличием.
— Раньше были — да.
— Что вы подразумеваете под «раньше были»?
Она лениво поправила локон коротко стриженных каштановых волос.
— Я дала ему отставку на прошлой неделе, — проронила она небрежно, как будто разговор шел о чем-то, что случилось много лет назад.
— Когда в последний раз вы видели его?
— На прошлой неделе, в понедельник, мне кажется — за неделю до того как его убили.
— Это тогда вы порвали с ним?
— Да.
— Поссорились или расстались друзьями?
— Ни то, ни то. Я просто сказала, что решила прекратить наши отношения.
— Как он это воспринял?
— Это не разбило ему сердце. Я предполагаю, что он слышал такое не в первый раз.
— Где вы были в ночь убийства?
— В «Кофейной чашке», мы с друзьями ели и танцевали примерно да часу ночи. Потом я пришла домой и легла спать.
— Почему вы расстались с Гилмором?
— Не смогла выносить его жену.
— Хм?
— Она была занудой, — в ее словах не были ни капли раздражения или юмора. — Она однажды пришла сюда ночью и устроила скандал; и я сказала Берни, что если он не может держать свою жену подальше от меня, пусть ищет другого партнера для игр.
— Есть идея, кто мог бы его убить? — спросил я.
— Нет, если только не его жена — эти нервные женщины часто выкидывают всякие глупости.
— Если вы оставили ее мужа, какая причина могла бы заставить ее убить его, как вы думаете?
— Даже не задумывалась, — ответила она с полным безразличием. — Но я не единственная девушка, на которую когда-либо пялил глаза Берни.
— Думаете, что были и другие? Вы о ком-то точно знаете, или вы только предполагаете?
— Имен я не знаю, — ответила она, — но это не пустые домыслы.
Я оставляю эту тему и переключаюсь обратно к миссис Гилмор, задавая себе вопрос: а не подсовывает ли мне эта девочка ложную информацию.
— Что произошло той ночью, когда она сюда пришла?
— Ничего, кроме того, что я уже рассказала. Она следила за Берни, позвонила в дверь и, когда я открыла ее, пробежала мимо меня и стала плакать и звать Берни по имени. Затем она накинулась на меня, тогда я сказала Берни, что если он ее не уберет, я сделаю ей больно, и он увел ее домой.
Признав, что от меня сумели отделаться на некоторое время, я встал и направился к двери. Я сейчас ничего не мог поделать с этим ребенком. Я не думаю, что все сказанное ей было правдой, но с другой стороны, сложно предположить, что кто-то может врать с таким деревянным выражением лица и не затрачивая никаких усилий, чтоб ложь выглядела так правдоподобно.
— Возможно, я позже вернусь, — сказал я, когда она выпускала меня.
— Ладно.
Тон, каким она это произнесла, даже не намекал, что она надеется больше меня не увидеть.