Сотрудник ЧК

Госпиталь закипел. Несколько благоразумных голосов потонуло в общем возмущении. Повара, а заодно и всех его помощников скрутили и заперли в подвале. Кому-то пришло в голову, что повар не мог действовать без ведома начальства. Не долго думая, чтобы не промахнуться, схватили завхоза и начальника госпиталя. Вместе с ними сунули в подвал двух врачей, пытавшихся заступиться за арестованных.

В воздухе запахло самосудом.

На счастье, кто-то из медперсонала догадался послать за чекистами…

Алексея и Воронько стиснули со всех сторон. Каждый хотел высказаться, выложить свои доказательства виновности повара и его сообщников.

Рыжий парень в казачьей фуражке с малиновым околышем, теребя Алексея за рукав, бубнил ему в самое ухо:

- …Последний кусок норовят украсть! Да, может, мне от того куска силы прибудет, может, я уж забыл, какое оно, мясцо-то, на вкус!

Воронько поднял руку:

- Тихо, товарищи, все будет в порядке! Сейчас заберем арестованных в Чека, там разберемся, кто прав, кто виноват.

Чернявый красноармеец крикнул:

- Не отдадим! Сами их судить будем!

- Не выпустим гадов из лазарету! - поддержали его.

- Знаем, они вам мясцо, а вы их на все четыре стороны! - выкрикнул! рыжий казачок, только что разговаривавший с Алексеем.

- Что-о? - Воронько повернулся к нему. - Что ты сказал?

Лапая задний карман брюк, где лежал револьвер, он шагнул к раненому.

- Они нам мясцо? Значит, нас купить можно, так, что ли?

Отпрянув назад, парень прижался спиной к товарищам.

Стало тихо. И эта внезапная тишина была пронизана таким недобрым, настороженным ожиданием, что Алексей вдруг почувствовал: Воронько делает ошибку. Столкновение с раненым в этой накаленной обстановке могло вызвать новый взрыв возмущения.

Он предостерегающе сказал:

- Товарищ Воронько!…

Но Воронько, по-видимому, и сам уже все понял.

Дернув плечами, он отвернулся от рыжего и решительно поправил на боку офицерскую полевую сумку.

- Добро, пусть по-вашему! Устроим комиссию - на месте разберемся!

- Это другой разговор! - одобрительно зашумели кругом.

- С самого начала бы так!

- Грамотные есть? - спросил Воронько. - Пусть выйдут.

Он был уже спокоен, улыбался, и только усы его возбужденно топорщились.

Вперед протиснулось несколько человек. Воронько отобрал четверых, присоединил к ним чернявого красноармейца, который говорил речь, потом нашел глазами своего рыжего обидчика:

- Эй, гнедой, иди тоже в комиссию заседать!

- А на черта мне та комиссия! - отмахнулся рыжий, держась на всякий случай поодаль.

- Иди сам разбирайся, ежели другим не веришь.

- Мне это ни к чему. И так все известно.

- Может, еще чего узнаешь… про чекистов.

- Вы ему пожрать пообещайте, сам побежит, - посоветовал кто-то. - Он брюхом до всего доходит.

Раненые засмеялись. От недавней напряженности не осталось и следа. Рыжего стали подталкивать к Воронько.

- Да ведь малограмотный я, - отнекивался тот.

- Уразумеешь как-нибудь. Заурчит в пузе, значит, непорядок!

Его в конце концов уговорили.

Трубным своим басом Воронько точно обрубил шум:

- Тихо! Знаете этих людей? - спросил он, указывая на «комиссию». - Доверяете им?

- Знаем!

- Люди известные!

- В таком разе кончайте базар: комиссия будет работать, остальным не соваться! Ведите на кухню!

И толпа, возглавляемая «комиссией», повалила к одноэтажному, стоявшему особнячком кухонному флигельку. У его дверей двое раненых с винтовками охраняли нерозданный обед. «Комиссия» вошла на кухню, раненые столпились в дверях, облепили распахнутые окна.

На длинном разделочном столе влажной остывшей грудой лежало сваренное мясо.

- Седайте, громодяне, - сказал Воронько членам «комиссии», - будем работать.

Алексею показалось, что матроса начинает забавлять происходящее. Воронько сел на табурет посреди кухни, положил на колени полевую сумку и уперся руками в бедра, хитро оглядывая присутствующих из-под насупленных бровей. Алексей встал у двери, помогая часовым сдерживать любопытных. «Комиссия» расселась на лавке вдоль стены.

Начался разбор дела.

Прежде всего допросили тех двух раненых, которые «накрыли» повара с поличным. Это были молоденький чубатый красноармеец с забинтованным глазом и дюжий хромой матрос в полосатом тельнике и желтых затрепанных кальсонах. Молоденький бойко рассказал, что подозрение у него вызвала солидная комплекция повара: с чего бы он был такой толстый, когда у всего трудового народа животы подводит! Не иначе - обжирается за счет раненых! С того все и началось…

- Повар-то спервоначалу нагличал, - рассказывал свидетель, - отказался мясо вешать, оттого, мол, что с обедом не поспеет. Но мы его взяли за жиры - взвесил… А как прояснилось, что не хватает, говорит - уварка. Это двадцать-то фунтов! Тут и малому дитю было бы понятно, что и как… Ты не гляди, что у меня временно один глаз остался: я и вслепую контрреволюцию разберу!

Раненые сочувственно засмеялись.

- Сколько было мяса вначале? - спросил Воронько хмурясь.

- Свежего-то? Чуть поболе семидесяти четырех фунтов, - с уверенностью ответил красноармеец. - А как сварилось, в аккурат - пятьдесят. Двадцать четыре фунта как не бывало.