Социализм. История благих намерений

В Англии бегардов называли лоллардами. Идеи были те же, и, в частности, их выражал в своих проповедях «сумасшедший священник из Кента» [136, с. 181] Джон Болл, бывший одним из множества таких активистов, имя которого дошло до нас. Он призывал к обобществлению имущества, ликвидации дворян и крепостных (т. е. классов), социальному равенству. Возможно, что лолларды сыграли не последнюю роль в крестьянском восстании 1381 г. Нельзя сказать, что требования крестьян в таких восстаниях, вроде отмены привилегий дворянства на пользование природными ресурсами, были коммунистическими – скорее разумными и прагматичными. Крестьянам зачастую удавалось договориться с дворянством, получив частичное выполнение своих условий, но это не относилось к идейным активистам, которые хотели пойти дальше простых потребностей крестьян в отмене некоторых повинностей или некоторого признания их прав. Поэтому некорректно считать любые крестьянские восстания, где принимали участие протосоциалистические активисты, коммунистическими по характеру в принципе. После того как крестьянам удавалось выторговать себе уступки, они быстро покидали таких революционеров, как Дольчино или лолларды. Вероятно, большевики, которые после 1917 г. еще долго боролись с крестьянством, помнили об этих исторических уроках.

Интереснее и успешнее всех в средневековых протосоциалистических движениях были т. н. табориты, вышедшие из чешского гуситского движения, названные так по имени их главного центра – поселения на горе Табор. Как ни странно, в Таборе проживало много ткачей, что заставляет нас вспомнить о тайных движениях бегардов, упомянутых выше.

Учение таборитов действительно можно назвать протосоциа-листическим. Они учили, что «на земле не должно быть ни королей, ни властелинов, ни подданных; налоги и подати должны быть уничтожены; никто не может принудить к чему-либо другого, ибо все должны быть братьями и сестрами. Подобно тому как на горе Таборе нет ничего твоего или моего, но все общее, так и для всех людей все должно быть общим, и никто не может иметь собственности; кто же ее имеет, тот творит смертный грех» [136, с. 207]. То есть мы видим, что табориты учили социальному равенству и обобществлению собственности. Последнее они считали источником несправедливости. В отличие от древних христиан, которым они пытались подражать, табориты делали отказ от имущества обязанностью всех людей, а не добровольным актом воли человека, который следует своему призванию. Кроме того, табориты были убежденными и воинствующими антиклерикалами, требуя физического уничтожения храмов.

В среде таборитов были, как и положено каждому подобному движению, умеренные и радикальные течения. Каутский называет последних «строгими коммунистами-таборитами» [136, с. 208]. Их строгость заключалась в желании идти по пути обобществления дальше, чем общие средства потребления, и начать полноценно практиковать обобществление жен, детей и средств производства. Кроме того, они отвергали безбрачие священства, практикуемое нелюбимой ими Католической церковью, и ненавидели монашество. Это коммунистическое устремление привело к появлению отдельной секты адамитов, ходивших нагими и совокупляющихся между собой, как приводит Каутский слова Энея Сильвия, так: «…но когда один из них бывал охвачен вожделением к женщине, то он брал ее за руку и, приведя к главе, говорил: “Дух мой воспылал любовью к ней”. А тот ему отвечал: “Идите, плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю”». В итоге адамиты были уничтожены и сожжены на кострах «умеренными» таборитами под руководством Яна Жижки. Поражение адамитов Каутский описывает как «прекращение попыток ввести строгий коммунизм» [136, с. 210].

Томас Мюнцер и его протосоциализм