Социализм. История благих намерений

С грузовиками ситуация обстояла еще хуже. Техническая вооруженность МТС по грузовым автомобилям показывает 200 штук в 1930 г., 1 тыс. – в 1931 г., 6 тыс. – в 1932 г. и 13,5 тыс. – в 1933 г. По совхозам: 2,1 тыс., 3,7 тыс., 6,2 тыс. и 10,9 тыс. соответственно [333]. Это совершено ничтожные цифры, которые хорошо показывают нам, что в годы голода сельское хозяйство СССР было совершенно технически обезоружено бездарными действиями социалистического руководства.

4. Репрессии, обобществление и экспроприация за очень короткое время уничтожили сотни тысяч наиболее эффективных крестьянских хозяйств и хозяйственников, вроде кулаков и единоличников, в результате чего деревня осталась без опытных специалистов своего дела, а присылаемые на места «специалисты» были откровенно необразованными.

Сложно представить себе, как экономика может не заметить такого удара. Действительно, даже если учесть масштабы репрессий в отношении «кулаков», речь идет о нескольких миллионах человек, которых просто «вывели» из нормальной экономической деятельности, в которой они занимались производством продуктов питания. К тому же многие единоличники, не желая идти в колхозы, бросали хозяйство и уходили в город в надежде на лучшую жизнь, в то время как совхозы и колхозы даже физически, не говоря уже об их спорной эффективности, не успевали компенсировать выпадение эффективных хозяйств из сельскохозяйственного сектора. У нас есть данные за 1931 г., которые показывают, что единоличные хозяйства даже в условиях мощного давления на них со стороны государства давали больше урожая, чем совхозы и колхозы (табл. 4) [374, с. 92]. И это неудивительно, ведь в колхозах царил бардак, это был очередной эксперимент, по меньшей мере слишком резкий, недобровольный и неподготовленный. Социалисты в Москве и на местах буквально исходили из догмы, что чем больше размер хозяйства – тем выше его эффективность. Погоня за эффектом от масштаба была безумием.

Таблица 4

5. Завышенный, нереалистичный план по хлебозаготовкам привел к давлению на колхозы и единоличников, из-за чего государство забирало буквально последнее, проявляя типичное для социалистов недоверие к крестьянам.

Неадекватная реакция властей на засуху, недоверие сообщениям о голоде, восприятие этих сообщений как попытки отмазаться от выполнения плана по хлебозаготовкам – все это заставляло местные власти продолжать врать, тем самым ухудшая информированность центра о реальных проблемах и замедляя принятие решений о помощи пострадавшим районам. Центр же и слушать ничего не хотел о провалах, требуя только успехов. Оценки урожая постоянно менялись – сначала очень оптимистичные, они становились все хуже по мере приближения к уборочной.