Социализм с русским лицом

И вовсе не случайно, что «духовные христиане» с восторгом встретили Октябрьский переворот. В 1919 году в знак благодарности за поддержку, советское правительство даже разрешило многим из них не служить в армии.

Причем, что характерно, на сторону большевиков стали не только секты, возникшие на русской почве, но и откровенные «западники». К примеру, адвентисты седьмого дня утверждали, что на Ленине «почиет благодать Божия». «Мы убедились, – гласила одна из деклараций 5-го съезда адвентистов, – в том, что Бог в своем провидении расположил сердце и дал мудрость нашему незабываемому В. И. Ленину и его ближайшим сотрудникам в деле мудрой организации единственного в мире прогрессивного и современного аппарата».

Понятно, что социалисты и сектанты были едины в отрицании «ортодоксального христианства» – Православия. Именно его национал-консерваторы противопоставляли всем устремлениям к «царству Божию на земле». По их мнению, учение Христа является не только противоположным социализму, но и прямо отрицает непосредственное вмешательство христианства в социальную жизнь.

Протоиерей И. Восторгов напоминал, что «как бы не были остры т. н. социальные вопросы… христианство непосредственно и прямо ими не занимается». Христос не завещал «определенной социальной системы». Он и «Его учение выше системы». Иначе и быть не может, ведь «экономические теории временны и изменчивы, а Церковь вечна», поэтому нельзя закреплять какой-либо способ решения социально-экономических вопросов в качестве неизменного, векового.

Здесь прослеживается стремление людей традиции к вечному, неизменному, возвышающемуся над хаотической подвижностью вещественных процессов. Этим самым вечным и неизменным они считают Церковь, то есть Тело Христово (Еф. 1, 22–23), не подверженное тлению и изменению. Социально-экономическая мысль правых прямо таки насыщена архетипами древнейшей религиозности, которую следует всегда учитывать в научных разработках.

Однако тут налицо некая передержка. Церковь, конечно же, неизменна, но ничто не мешает ей самой изменять внешнюю, социальную действительность, пусть не прямо, но хотя бы во взаимодействии с государством. К тому же совершенно неоправданно отрывать социальную действительность от церковного учения. Первая должна соответствовать второму. Что же до изменчивости общества, то она, при правильном подходе, будет изменчивостью форм, которые содержат и проявляют одну и ту же суть.

Воюя против социализма, профессор-националист А. Генц решительно утверждал: «Внешних законов и общественных порядков Христос вообще не затрагивает, имея дело только с душой человека». Спаситель постоянно уклонялся от всякого вмешательства в житейские дела, призывая отдать «кесарю кесарево» (Мф. 22, 21). Он отказался помочь человеку, просящему показать его братьям, как разделить им наследство, задав просителю вопрос: «Кто поставил Меня судить или делить вас?». (Лук. 12, 14). «Христианство, – заключал Генц, – своими стремлениями все в небе: социализм представляет в этом отношении совершенную противоположность».

И здесь, опять-таки, происходит передержка. По этой логике, если Христос не воевал, то надо наложить запрет и на саму армию, причем любую. И христианство, безусловно, далеко не все «в небе», иначе оно бы не смогло утвердиться на земле.

С другой стороны совершенно оправдана критика приземленности «левого», западного социализма, который весь был «в земле».

Настоящим кошмаром правых были любые намеки на христианский социализм. Они решительно опровергали любую связь социализма с христианством. В монархическом «Почаевском листке» популярный домысел о «социализме» Христа опровергали следующим образом: «Зачем приходил Господь на землю? Чтобы переделить чужие богатства и основать на земле царство счастливых людей? Нет… Он учил… прежде всего, не заботиться особенно, не прилепляться душой к земному: не заботьтесь, не говорите, что нам есть, или что нам пить, или во что одеваться? (Мат. 4, 26)». Профессор-монархист М. М. Бородкин убеждал, что «Евангелие есть благая весть о благах непреходящих, оно говорит о покаянии и вере, о возрастании и обновлении человека, и хочет поставить человека на такую высоту, откуда бы все вопросы о земном счастье, о земной нужде… казались бы вопросами второстепенными». В противовес этому социализм выдвигает их на первый план.

О необходимости ориентироваться, прежде всего, на потустороннее, ограничивая «земные» наклонности писали очень многие русские консерваторы. Так, С.Ф. Шарапов призывал христиан практиковать безразличное (в аскетическом смысле) отношение к земной обстановке, ценной для него лишь постольку, поскольку она дает возможность «совершать дело любви, то есть помогать благополучию своих ближних». Эта любовь, в принципе, возможна при любом строе (социальном), следовательно, для христианина приемлем (в конечном итоге) любой строй. Вернее, при любом социальном порядке он может идти путем духовной реализации, что не отменяет необходимости «правильного» выбора в решении социально-политических вопросов.