Социализм с русским лицом

Вот этот самый Предпарламент и встал в оппозицию к Директории. И указанная оппозиция проявила себя в полной красе, когда 24 октября, накануне большевистского переворота, Совет республики предъявил Керенскому самый настоящий ультиматум. В нем было выдвинуто требование немедленно принять меры по провозглашению мира и начать социализацию земли. По сути, речь шла о солидарности с основными требованиями большевиков: «Мир – народам, земля – крестьянам». Правда, большевики были подвергнуты критике за экстремизм, однако «предпарламентарии» указывали на то, что почву для этого экстремизма создавало само правительство.

В решающий момент эсеры и меньшевики выступили заодно с большевиками, поставив Керенского в положение политической изоляции. (Любопытно, что знаменитое заседание ЦК большевиков от 10–11 октября, на котором было принято решение о восстании, проходило на квартире меньшевика Н. Суханова-Гиммера). Именно позиция эсеров и меньшевиков не позволила Временному правительству мобилизовать из воинских частей Петрограда тех социалистов, которые были недовольны большевиками. А таковых там было достаточно много.

Таким образом, видна несостоятельность еще одного стереотипа, согласно которому «умеренные» социалисты представляются в качестве альтернативы большевизму. Очевидно, что без той обструкции, которую они устроили Керенскому, большевистский переворот был бы невозможен. Но революционная демократия сделала свое дело – в столице не оказалось ни одного серьезного военного формирования, способного противостоять красным.

Оставалась еще правда надежда на то, что удастся снять военные части с Северного фронта и бросить их в столицу – на подавление большевистского мятежа. И Керенский отдал соответствующий приказ командующему фронтом В. Черемисову. Ему было предписано направить в Петроград три казачьих полка. Но приказ так и не был выполнен. Причиной тому послужило назначение на пост особоуполномоченного по наведению порядка в Питера кадета Н. Кишкина. Черемисов прокомментировал это назначение в том духе, что войска все равно не будут подчиняться кадету, поэтому их посылка не имеет смысла. И Черемисов был прав – новое назначение ставило крест на всех инициативах по переброске военных сил – очень уж непопулярны были кадеты. Но все дело в том, что решение назначить Кишкина произошло на последнем заседании правительства, которое состоялось без участия Керенского. И произошло оно, судя по всему, против его воли.

Керенского подставили лица из его окружения – примерно так же, как он в свое время подставил Корнилова. Он уже становился опасен. Не сам по себе, конечно, а тем, что вокруг него могли бы собраться разного рода государственнические элементы. Так, собственно, и произошло – уже после Октябрьского переворота, когда на сторону свергнутого Керенского стал монархист Краснов, двинувший свои части на Петроград. Тогда из этой затеи ничего не вышло, но ведь альянс мог сложиться и раньше. И в борьбе за свою власть Керенский мог бы зайти слишком далеко.

Снова чувствуется присутствие какой-то невидимой руки, которая парализовывала деятельность органов власти. Очевидно, что этой рукой было масонство, которое без каких-либо сантиментов сдавало одних «братьев» и выдвигало других.

Конечно, никто и ничто не может оправдать генсека российских масонов. Он несет на себе огромную долю ответственности за все то, что произошло в 1917 году. Главная его вина – деятельная подготовка масонского февральского переворота. И в дальнейшем Керенский допускал множество стратегических просчетов. «Душка»-оратор, любимец экзальтированных толп «февралистов», очень быстро уступил место другим кумирам – менее говорливым, но более деятельным.

Масонская Антанта встретила сам Октябрьский переворот достаточно спокойно. Никакого давления на молодую советскую республику на первых порах просто-напросто не оказывалось. Характерна реакция президента США Вудро Вильсона. Когда ему принесли доклад о свержении Временного правительства, то он, не прерывая игры в гольф, назвал членов нового руководства «пустыми фантазерами».

Но почему же либеральный Запад столь спокойно взирал на большевистскую революцию? Разве его устраивало заключение Россией сепаратного договора с немцами? Или же буржуазная Антанта была в восторге от идеи национализации частного капитала, верхушка которого сочувствовала либерализму, состояла в масонских ложах и имела теснейшие связи с западным бизнесом?

Нет, конечно, просто Антанта предполагала, что придя к власти, большевики вынуждены будут разделить ее с эсерами и меньшевиками. Тогда в России возникнет некая революционная коалиция, которая будет заниматься не наведением порядка, а социальной демагогией. Причем важнейшей частью такой демагогии должны были стать разговоры о заключении мира. Для успокоения не желающей воевать солдатской массы новое правительство объявило бы о желании заключить мир, но не предприняло бы никаких практических шагов в этом направлении.