СОЦИАЛЬНАЯ ЭКОНОМИЯ ТРУДА: Общие основы политической экономии

Речь идет не просто о выделении особой формы собственности на нематериальные блага. У нас появились авторы, которые полагают, что в связи с резким ростом удельного веса знаний, информации и т. п. начинается трансформация отношений собственности: «вещная сторона собственности отступает перед духовноценностной» {589}. Вместе с вытеснением материального производства и приходом на его место производства информации, знаний в постиндустриальном обществе основным объектом собственности станут якобы не материальные средства производства и материальные блага, а средства духовного производства—информация, духовные ценности.

Уступит ли свое первенство материальное производство производству духовному и станет ли интеллектуальная собственность альтернативой собственности на условия и средства материального производства? Такая постановка вопроса, на наш взгляд, больше отражает социальную позицию либерально настроенной, «постмодернистской» интеллигенции, чем историческую необходимость.

Даже не все западные авторы, придерживающиеся теории «человеческого капитала», согласны с отнесением его к объектам частной собственности. Л. Туроу, например, называя квалификацию, образование и знание выражением «человеческого капитала», вместе с тем считает, что этот капитал «не может быть собственностью. Капиталисты не делают инвестиций в вещи, которые им не могут принадлежать... Инвестиции в знания, необходимые для порождения искусственной интеллектуальной промышленности, должны быть сделаны в социальном контексте, совершенно чуждом индивидуалистической ориентации капитализма» {590}.

Противопоставление интеллектуальной собственности обычной собственности на материальные средства и блага имеет своим источником разделение умственного и физического труда как социально противоположных видов трудовой деятельности, что неизбежно сказывается в трактовке социальной сущности их носителя — человеческой личности. Поскольку духовные способности человека, его интеллектуальные силы относят к обязательным составляющим всеобщую сущность личности элементам, то они объявляются неотчуждаемыми. Что же касается способности к физическому труду и потенциальной рабочей силы человека, то они таким свойством не наделяется, т. е. они считаются вполне отчуждаемыми. Их потребление (использование) существенно обособляют от реализации первых, они образует якобы лишь внешнее условие по отношению к духовной сущности личности.

Когда человек свою деятельность (труд) отчуждает другому на временное пользование, он предстает как прислуга, лакей. В случае же отчуждения всего времени труда, в собственности другого оказывается и сущностная определенность человека, отчуждается его личность (раб, крепостной). Что касается собственности рабочего на свою рабочую силу и ее продукт, то последние обычно к объектам собственности не относят. Самое большее, на что может рассчитывать человек физического труда, это получение права собственности на новую вещь, сделанную им индивидуально и для себя (например, на связанные им перчатки, выращенные на своем садовом участке яблоки, собранные ягоды и т. п.). Результаты же его труда на заводе или фабрике в состав его собственности не включаются. И вообще коллективный физический труд исключается из оснований для приобретения права собственности.

По-другому трактуются дела с интеллектуальной собственностью, т. е. собственностью на духовные способности. Она по своему социально-экономическому статусу ставится выше собственности на обычные способности к физическому труду, на рабочую силу. Предпринимателю, например, нет необходимости требовать признания своих способностей к труду в качестве объекта его собственности, они не отчуждаются. Их отчуждение — удел лишенных всякой иной собственности рабочих. Право же предпринимателя на вещные условия производства как на его частную собственность непосредственно отождествляется с правом на неотчуждаемость его личности. Частная собственность выступает наличным бытием его личности.