Последний вывод моего исследования связан с более общей трактовкой советской истории и, в частности, с характером, ролью и последствиями НЭПа. Во многих аспектах – культурном, экономическом и политическом – западная историография с 1970-х по 1980-е годы отделяла НЭП от основной линии развития Советского Союза. В конце концов, этот период определялся своим творческим многообразием, своей какофонией конкурирующих идей, стилей и экономических систем – тем, что сейчас принято называть многоукладностью, – которые впоследствии были сведены к единому курсу. Некоторые историки утверждали, что голод вынудил большевиков принять временное отклонение от пути к социализму, заложенного в их идеологии, и приписывали относительную вседозволенность периода НЭПа исключительно обстоятельствам. Другие приписывали революционным интеллектуалам моральное и культурное превосходство перед пришедшими им на смену сталинскими управленцами. Не отвергая исключительного характера НЭПа полностью, настоящее исследование отражает тенденцию минувшего десятилетия и рисует более мрачный образ НЭПа. Я также делаю предположение о том, что яркий разрыв, представленный «социалистическим наступлением» в сельском хозяйстве и промышленности, мог заслонить собой линии преемственности, которые связывали НЭП и 1930-е годы в других сферах жизни. В политике «административные» репрессии 1921–1922,1923-1924 и 1926–1927 годов подготовили почву для того, что было открыто названо «массовыми операциями» с 1927 по 1930 год и предвосхитили их усиление вплоть до 1937–1938 годов. В экономике социалистический сектор 1920-х годов с его зависимостью от торговых представителей, заключения контрактов, региональных и отраслевых торговых агентств, лишь слабо интегрированных в общенациональную систему торговой бюрократии, а также с его контрпродуктивным ценообразованием предвосхитил то, как будет выглядеть социалистическая торговля в конце 1930-х годов и в послевоенные десятилетия. В общественной сфере распространенность на протяжении всего исследуемого нами периода мелкой и базарной торговли, поездок из небольших городов в крупные для закупок и схемы «закупок» от хозяйства к хозяйству подчеркивает не только хроническую бедность населения Советского Союза, но и, в более широком смысле, структурные препятствия на пути к коренным социальным изменениям. Таким образом, в значительной степени НЭП скорее был не тупиком, а мостиком между социалистическими устремлениями революционной эпохи и «реально существующим социализмом» последующих лет.
Библиография
A. Статистические источники, как опубликованные, так и архивные, касающиеся торговли, цен, доходов и расходов домохозяйств. Эти источники чаще всего составлялись Министерством торговли и предшествующими ему комиссариатами, Центральным статистическим управлением и, в эпоху НЭПа, региональными экономическими советами, или ЭКОСО.
Б. Политические документы, включая опубликованные и неопубликованные законы (постановления, декреты и указы), исполнительные распоряжения (приказы и постановления), циркуляры и инструкции низшего уровня и, наконец, внутренние материалы (рекомендации, проекты декретов, межведомственная переписка и политические дискуссии). Наряду со стандартными сборниками советского законодательства, эти источники, как правило, сосредоточены в архивах Совета народных комиссаров (Совнаркома) и его различных комитетов и секретариатов; Министерства торговли и его предшественников, в частности, Комитета продовольственного снабжения (Компрод) (источники за революционный период) и Народного комиссариата снабжения (Наркомснаб) (за период с 1930 по 1934 год), а также Политбюро Коммунистической партии.